Подвеска пирата

Продавали железо и железные изделия, привезенные из Устюжны Железнопольской и из Твери; соль, гончарные изделия и серебряные вещи из Новгорода; встречался рязанский мед и воск, вино, овощи и хлеб из немецких земель. Торг был местом не только купли и продажи, заключения торговых сделок. Там глашатаи-бирючи оглашали указы царя и псковских воевод. Крупные же сговоры совершались при гостиных дворах.

С делом справились быстро. Подьячий и впрямь имел хватку. Он предварял разговор с купцами словами: «Государево дело!», после чего торг шел как по маслу.

Купили канаты, смолу, парусину и железо. Доски и брус решили приобрести в Новгороде — дерево там было дешевле и доставлять его к месту строительства кораблей гораздо проще. Ударив с продавцами по рукам, Стахей Иванов решил отобедать в большой корчме на берегу Псковы, неподалеку от общественной бани. Карстен Роде уже не боялся «смыть святость» со своего тела и был вполне согласен с подьячим, что банная процедура весьма приятна и полезна. В баню решили сходить на следующий день, перед отъездом в Новгород.

Карстен Роде впервые попал в русскую корчму. По дороге в Москву они большей частью питались на биваках, из общего котла, или в харчевне при гостином дворе. Корчма же немного напоминала знакомые портовые таверны, только гораздо больших размеров. В подслеповатые оконца, затянутые полупрозрачной слюдой и вычиненными бычьими пузырями, еле проглядывал свет холодного зимнего солнца. В дальнем углу пыхтел большой очаг — пример тесного общения местных с иноземцами. Над очагом возвышалась широкая труба, увешанная связками лука и чеснока — для просушки. Запах прогорклого дыма, смешиваясь с кислым запахом овчинных тулупов, мигом вышиб у Голштинца слезу.

Место им нашлось неподалеку от входа. Сидевшие там люди потеснились, однако особого внимания на пришедших не обратили, продолжали говорить о своем. Но Карстен Роде, все чувства которого из-за непривычной обстановки были обострены, подметил, как два молодых, крепко сбитых парня, сидевшие на противоположном конце длинного стола, глянули на них с таким пристальным вниманием, что у бывшего капера екнуло под ложечкой. Ему ли не знать природу подобных взглядов? От них пахнуло угрозой, если не более. Похоже, эти двое сразу определили статус новых посетителей — «государевы люди» — и обеспокоились. «Почему?» — задал себе вопрос Голштинец, и инстинктивно нащупал рукоятку большого ножа, висевшего за поясом.

Изрядно проголодавшегося Стахея Иванова посторонние мысли не мучили. Он подозвал целовальника и сделал богатый заказ — словно их было не двое, а пятеро. Карстен Роде не был удивлен — невысокий, но плотный подьячий ел за троих. И куда только все влезало?

— Подать «корчму»[66]? — доверительно спросил подошедший мужичок тихим голосом.

— Помилуй Бог! — воскликнул Стахей Иванов. — Аль мы похожи на черносошных[67]? Неси нам вареное вино[68]! Да чтоб без обману!

— Всенепременно, ваше степенство, — повеселел целовальник, утвердившись в мысли, что уж эти двое чужеземцев (Голштинца его наметанный глаз вмиг раскусил, несмотря на русский наряд) не поскупятся и отсыплют ему от своих щедрот добрый куш. — Лучше «перевара», чем у нас, во всем Пскове не сыскать.

— Вишь ты — «корчму»... — обиженно бормотал подьячий. — Опосля нее в голове шмели гудят, а ноги кренделя выписывают. То ли дело «перевар» — и во рту сладко, и душу греет, и тело томит.

Голштинец помалкивал. Он никак не мог разобраться, сколько же у московитов существует разновидностей их хлебного вина. Для бывшего капера имела значение лишь крепость, но не его букет. А уж по этой части русскому вину не было равных!.. Тут Карстен Роде совсем некстати вспомнил два бочонка с этим божественным напитком, которые он прикупил в Ругодиве, а достались они пиратам Ендриха Асмуса и помрачнел. Дьявол!

«Ужо доберусь я до тебя, польский пес...»

* * *

Старая баранина оказалась так себе, гораздо хуже блюд Февроньи, но вот что касается пахнущего свежим огурцом псковского снетка, то он был выше всяких похвал. Огромная деревянная миска с этой небольшой, но удивительно вкусной рыбкой опустела раньше, чем они допили «перевар», который, на вкус Голштинца, сильно сластил, напоминая фряжское вино. Не долго думая, Стахей Иванов заказал еще такую же порцию снетка, и они, утолив первый голод, продолжили чревоугодие не спеша, с обстоятельностью людей, которым некуда спешить.

В заведении было многолюдно. Карстен Роде уже знал, что кроме корчем существуют еще и царевы кабаки. Но там закуска к выпивке не полагается, и посещает их, в основном, голь перекатная, без деньги на закусь: ярыжки, да служивые — стрельцы и опричники. Так что народу старая добрая корчма гораздо привычней и милей. Правда, великий князь запретил своим указом торговать здесь хлебным вином, но кто же на Руси празднует такие указы? А уж в купеческом городе Пскове — тем более.