После ухи атаманы налегли на строганину из замороженного сига — под хлебное вино это было само то. Бело-розовые стружки сырого рыбьего мяса, посоленные, поперченные и сбрызнутые яблочным уксусом, таяли во рту, вызывая жгучее желание пить чарку за чаркой. Вскоре в избе стало шумно и весело. Нагай движением бровей отправил Марфушу восвояси — нечего бабе делать с пьяными мужиками — и спросил Ермака:
— Надолго к нам?
— Завтра обратно.
— Пошто так быстро? Погостевали бы недельку. Скушно у нас тут. На охоту сходили бы. Што-што, а охота в этих местах знатная. Кругом глухомань, дичь не пугана...
— У нас другая охота намечается. Вот приехали и тебя пригласить.
Нагай остро взглянул на Ермака, но промолчал, не выказал никакого интереса к его словам. На шибко любопытных воду возят. «Скажет сам, зачем приехал», — подумал атаман ушкуйников. Однако на душе у него почему-то стало совсем тревожно. Но самое странное заключалось в том, что тревога эта происходила в большей степени не от неожиданного приезда бывших боевых товарищей с неизвестным предложением, а по какой-то иной причине. Ему даже почудилось, как в избе сгустился воздух и в нем материализовалось нечто темное, похожее на ворона, который взмахнул своим черным крылом и исчез.
А Ермак не торопился выкладывать, с чем приехал. Он словно дразнил Нагая. Атаман с удовольствием жевал медвежатину, отхватывая большим и очень острым ножом мелкие кусочки вяленого мяса прямо возле губ. Наконец он насытился, вытер жирный рот пятерней и сказал:
— Кличет нас к себе Аника Строганов. Набирает большой отряд сибирских татар воевать. Хан Кучум покоя ему не дает, русские поселения разоряет, людей до ноги вырезает — и старых и малых.
— А нам-то што до Строганова? — скептически покривился Нагай. — Мы здеси, а он вона где. И потом, этот «благодетель» ишшо тот кровосос. Положить своих людей за его благоденствие у меня нет никакой охоты.
— Жалованье дает очень даже приличное, на артельный котел деньги выделяет. Опять-таки: снаряжение, струги и огненное зелье за его счет, — гнул свое Ермак.
— Нет, Ермолай, и не уговаривай. Мы как-нибудь тута перебьемси. Щипаем потихоньку купцов — и то ладно. На хлеб и вино хватает. Но я пойду навстречу твоему замыслу. Завтра поутру соберем общий сход братчиков, кликнем охочих. Пойдут с тобой в услужение к Строганову — держать не буду. У нас не хватает ушкуев для всех. Не успеваем строить. А што добрым молодцам делать на берегу? Пущай понюхают пороху.
— Что ж, и на том спасибо, Нагай. Но ты зря отказываешься. Хан Кучум богат, у него золота полные закрома. А уж молодые татарки и вовсе огонь. Правда, Иван?
Иван Кольцо лишь улыбнулся в ответ; его улыбка, заметил Нагай, вышла какой-то тусклой и косоватой. С чего бы? Объяснение последовало незамедлительно.
— Он умыкнул татарскую принцессу, дочь Карачи, приближенного Кучума, — сказал Ермак. — Так она сначала свела его с ума, а затем чуть не зарезала. Знахарь вытащил его с того света. А она забрала все драгоценности, что были в сокровищнице, и умчалась, как ветер, на коне Ивана. Такие вот коврижки.
— Эко дело... — насмешливо хмыкнул Нагай. — С бабами всегда так — чуть зазевался, и получи неприятность. У них волос длинный, а ум короткий. Но и этой малости хватает, штоб обвести мужика вокруг пальца. Не горюй, Иван, найдешь себе другую. Вон, как моя Марфушка.
— Я и не горюю, — сдержанно ответил Иван Кольцо и приложился к чарке. — Придет время — поквитаюсь.
— Кто бы в этом сомневалси... — Нагай осклабился.
Иван Кольцо славился своим упорством в достижении цели. Если ему попадала вожжа под хвост, он сметал все со своего пути. В такие моменты к Ивану лучше было не приближаться — ни врагу, ни товарищу.
Неожиданно со двора донесся какой-то шум, который все усиливался и усиливался. Схватив шапку и накинув на плечи кафтан, встревоженный Нагай выскочил на крыльцо. За ним последовали и гости.
На небольшой площади возле часовенки образовался круг. Ушкуйники обступили двух парней, которые что-то рассказывали, почти кричали, — с надрывом, взахлеб, временами бессвязно.
— Кто это? — спросил Ермак.
— Мои соглядатаи, — озабоченно ответил Нагай. — Третьяк и Пятой, братья Офонасьевы. Што там стряслось, Ерофейко?! — крикнул он своему помощнику, не дожидаясь, пока тот подбежит к избе.
— Беда, атаман! Подойди сюды, послушай...
Атаманы поспешили вслед за Нагаем. Толпа расступилась, и братья Офонасьевы встали перед Нагаем. Будь здесь Карстен Роде, он сразу бы узнал в двух молодцах тех ушкуйников, что учинили над опричниками расправу в псковской корчме.
— Пошто орете аки резаные?! — грозно сдвинув брови, спросил Нагай.
— Горе-то какое, атаман! Горе всем нам! — возопили в один голос Третьяк и Пятой.