Подвиг

Нордековъ, всхъ положительно знавшiй, называлъ Ранцеву писателей: — 3. Н. Гиппiусъ, философа Д. С. Мережковскаго, М. А. Алданова, чьими романами онъ зачитывался, И. С. Сургучева, С. Яблоновскаго… представителей партiй и политическихъ группировокъ. А. Н. Крупенскiй по странной случайности оказался рядомъ съ П. Н. Милюковымъ, а подл молодого и задорнаго Каземъ-Бека услся старый Зензиновъ.

На лекцiю пришли Великiе Князья, и была одна Великая Княгиня, давнишнiй кумиръ Ранцева и Нордекова. Въ шелковыхъ рясахъ и въ строгихъ черныхъ пиджакахъ были и духовныя особы обихъ расколовшихся церквей.

Стасскiй, всю свою жизнь всхъ разъединявшiй, теперь объединилъ своею интересною лекцiей людей самыхъ различныхъ направленiй.

Залъ своимъ видомъ, не блестящимъ — нтъ, онъ былъ тусклъ и не наряденъ костюмами, но онъ блисталъ именами, каждое войдетъ со временемъ въ исторiю, — одни, какъ разрушители Императорской Россiи, другiе, какъ смлые и неутомимые борцы за великую Россiю, создатели Добровольческой армiи и всего «благо» движенiя, — показывалъ, что тутъ былъ весь Русскiй Парижъ.

Не мало было и иностранцевъ.

Рядомъ съ Нордековымъ высокiй красивый французъ по старинному съ длинной и узкой сдой бородкой говорилъ сопровождавшему его Русскому. Нордековъ невольно прислушался къ его словамъ.

— L'Europe est promise au plus douloureux avenir. Elle refuse de s'en rendre compte. C'est une aveugle volontaire. Qui pourrait lui dessiller les yeux? La presse

ne peut plus remplir le r^ole pour qui elle avait ^et^e nagu?re cr^e^ee. Les juifs ont magnifiquement travaill^e. Contre leur puissance et leur action, nous sommes totalement d^esarm^es. Dans notre sph?re individuellement, nous tenons de formuler la v^erit^e. Mais nous sommes consid^er^es comme des prophкtes de mauvaise augure. Vous savez que le peuple n'aime pas `a entendre la v^erit^e. Les mensonges flattent son desir de s^ecurit^e.

J'adore les mensonges. [1]

— Сейчасъ вы услышите правду, — отвчалъ ему по французски Русскiй.

— А… Правду! — съ большой горячностью сказалъ французъ. — Какъ хотите вы бороться противъ громадной еврейской организацiи? Она везд. Elle tient tous les carrefours. [2]Къ власти она пускаетъ только своихъ, «услужающихъ», или убжденныхъ къ повиновенiю, или купленныхъ… Мы побждены, даже и не понимая того, что мы не боролись… Послушаемъ, что намъ скажетъ вашъ Illustre. [3]Вы мн будете переводить.

— Съ особымъ удовольствiемъ.

Президiумъ, и опять все имена, знаменитости, крупнйшiя величины лваго и праваго лагерей — занялъ свои мста за столомъ. Портьера позади стола распахнулась. Залъ разразился громомъ рукоплесканiй. Многiе встали. Рядомъ съ Нордековымъ какой то совершенно лысый человкъ неистово хлопалъ въ ладоши, весь перегнувшись за перила хоровъ. Изъ за эстрады къ столу подошелъ Стасскiй.

XXI

Онъ былъ очень старъ и, видимо, слабъ. На немъ, какъ на вшалк, вислъ длинный, черный» старомодный сюртукъ. Въ толп кто то сказалъ — «народовольческiй». И точно: — отъ костюма Стасскаго повяло шестидесятыми годами.

Совершенно лысый черепъ былъ цвта слоновой кости. Сивые волосы рдкими прядями обрамляли только шею и спускались косицами на воротникъ. Сморщенное, блое, какъ у покойника, лицо было покрыто стью частыхъ мелкихъ морщинъ. Жиденькая бородка торчала ядовитымъ клинушкомъ… Руки у него были длинныя съ узловатыми тонкими пальцами. Оыъ походилъ на хищную птицу.

— Настоящiй кондоръ — орелъ стервятникъ, — прошепталъ на ухо Нордекову Ферфаксовъ. — Если бы вечеромъ увидалъ такого въ горахъ, — пристрлилъ бы его за милую душу.

Стасскiй поклонился, легкимъ наклономъ головы отвчая на сдланную ему овацiю, и оперся обими руками о край стола.

Апплодисменты стихли. Стала напряженнйшая тишина. Стасскiй не торопился начинать. Нордекову показалось, что онъ такъ старъ и слабъ, что не въ силахъ будетъ говорить.

Но голосъ Стасскаго раздался, и дйствительно, совершенно отвчая его наружности, онъ походилъ на орлиный клекотъ.

Стасскiй бросалъ отрывистыя, безсвязныя фразы, какъ вс Русскiе ученые злоупотребляя иностранными словами. Первое впечатлнiе было — большое разочарованiе.

— Да онъ совсмъ не ораторъ!..

Но Стасскiй зналъ, что длалъ. Онъ бросалъ свои отрывистыя мысли, какъ скульпторъ бросаетъ глину на болванку… Онъ лпилъ ихъ безобразными комками, едва давая очертанiя того лица, какое онъ хотлъ вылпить. И сейчасъ же онъ принимался эти наспхъ безсвязно брошенныя мысли дополнять, разъяснять, передлывать, опровергать, измнять и вдругъ, и совершенно неожиданно для слушателя, мысль Стасскаго вставала необыкновенно ясная и выпуклая.

— Репродукцiя… Воспроизведенiе… Я бы сказалъ — отображенiе… того, что происходитъ сейчасъ въ Россiи… Это… Депрессiя… Какая то подавленность съ одной стороны… Полная толерантность массъ… И вмст съ тмъ неостывающiй, вулканическiй какой то, революцiонный пафосъ… Кипнiе толпъ… Массовая психологiя… Митинги и образованiе совсмъ своеобразной демократiи, общественности въ тхъ слояхъ общества, гд и самаго этого слова не понимали.