— Я не знаю, можетъ быть, тамъ и есть какiя нибудь артистки… Даже наврно есть… Тамъ Парчевскiй, Амарантовъ, Ферфаксовъ, князь Ардаганскiй… Публика на «ять».
— И давно?…
— Да, вроятно.
— Однако, молчали… Лидiя Петровна мн ничего не говорила. Будь остороженъ, Георгiй Димитрiевичъ. Почему наемъ идетъ не черезъ Обще-Воинскiй Союзъ?… Нужна организацiя — она готова. А, если это васъ смущаютъ, чтобы лучшихъ отправить въ совдепiю и тамъ вывести въ расходъ?
Ольга Сергевна посмотрла на мужа съ глубокимъ сожалнiемъ. Было и презрнiе въ ея взгляд. «Божiи коровки, летятъ на огонь. Какiе вс они доврчивые простаки… Вотъ поманили… Ротой командовать!.. Кинематографической ротой! и полетлъ на огонь, сунулся въ воду, не спросясь броду… Всему поврилъ»…
— Кто стоитъ во глав дла?.. -
— Этого, Леля, намъ, рядовымъ работникамъ, не говорятъ. Мы только статисты. Ферфаксовъ называлъ его: — капитанъ Немо. Конечно, это псевдонимъ.
— Капитанъ Немо!.. Мишель Строговъ!.. — Ольга Сергевна истерически засмялась. — Все изъ Жюль Верна… Ну, Шурка — необразованный дуракъ, что съ него спрашивать!.. А ты — академикъ Генеральнаго штаба и тоже — капитанъ Немо…
Съ недобрымъ смхомъ она открыла двери въ столовую.
— Мамочка, можно обдать, — крикнула она, хотя мамочка — вотъ она — стояла прямо за дверью. — Ну, посмотришь, что тамъ… Капитанъ Немо!.. Вдь я думаю и уйти можно, — сказала она примирительно, точно ощущая въ своей сумочк полторы тысячи, развязывавшiя много завязавшихся и такихъ крпкихъ узловъ.
XVII
Слова жены смутили полковника. Какую то искорку подозрнiя они въ немъ заронили.
«Брали и точно лучшихъ» — размышлялъ полковникъ, возвращаясь въ седьмомъ часу вечера съ занятiй съ ротой домой. По мр того, какъ онъ знакомился съ людьми своей роты, онъ видлъ, что чья то искусная рука сняла головку эмиграцiи. Въ его рот — все спецiалисты: — летчики, моряки, флотскiе офицеры, химики, радiотехники, инженеры, тонкiе мастера. И притомъ все народъ здоровый, крпкiй, молодой. Одинъ Амарантовъ чего стоилъ!.. Вс самые ярые антибольшевики, все бывшiе «блые» офицеры, или молодежь, не измнившая лозунгамъ: — «за вру, Царя и отечество». На словесныхъ занятiяхъ Нордековъ разговаривалъ съ ними. Колебанiй, «непредршенчества» въ нихъ не было. Вс твердо исповдывали: — Россiя можетъ быть только подъ царемъ — безъ Царя не будетъ и Россiи. Интеллигенту президенту Русскiй инородецъ добровольно не покорится. Царя признаетъ и возвеличитъ. Республика — это раздлъ Россiи, возвращенiе ея къ удльно вчевому перiоду, путь назадъ.
Всми занятiями руководилъ Ранцевъ. Онъ и вообще игралъ большую роль — замститель капитана Немо. Ранцевъ требовалъ чистой вры. Онъ постоянно повторялъ Суворовскiя поученiя: — «безврное войско учить — желзо перегорлое точить»…
Нтъ, — большевиками отнюдь не пахло… Но временами страхъ охватывалъ Нордекова… А что, если собрали головку эмиграцiи и притомъ головку молодую, не ту, что сама опадетъ, и правда, отвезутъ ее вмсто острововъ Галапагосъ въ Одессу, или въ Новороссiйскъ?… Вдь и Ранцевъ могъ быть обманутъ, какъ былъ обманутъ Кутеповъ.
Очень подозрительно было и то, что въ рот два рзвода были иностранцы. Зачмъ?… А вотъ, чтобы связать и укротить непокорныхъ… Да, поистин, если такъ — какой дiавольскiй планъ!
Надо было быть на чеку, чтобы не попасть въ Чеку.
И дома, на вилл «Les Coccinelles» тоже приходилось быть постоянно на сторож.
Агафошкинъ со внукомъ Фирсомъ поступили въ кашевары роты. Ферфаксовъ ихъ охотно принялъ. Полковникъ попробовалъ уговорить поступить въ роту и сына. Ему было прiятно, чтобы и сынъ его испыталъ военную муштру и чувство строя, хотя бы и кинематографическаго.
Разговоръ былъ общiй, за чаемъ, посл ужина. Говорить на вилл «Les Coccinelles» наедин было безполезно. Стны слышали.
— Ты, Шура, сколько теперь зарабатываешь? — спросилъ полковникъ.
— Теперь, кризисъ… Хорошо, если въ день тридцать франковъ очистится, — хмуря брови узко поставленныхъ глазъ, сказалъ Мишель Строговъ.
— Значитъ — всего девятьсотъ.
Мишель промолчалъ. Открывать тайну своего заработка онъ считалъ лишнимъ, а таблицу умноженiя его отецъ вроятно зналъ не хуже его.
— Поступай, братъ, ко мн въ роту. Полторы тысячи чистыхъ на всемъ готовомъ.
Мишель Строговъ уставился на отца немигающими желтыми глазами.
— Зачмъ?…
— Все обломаемъ тебя. Человкомъ сдлаемъ. Можетъ быть, когда еще и пригодится.
— Я и такъ человкъ. Я свою карьеру ясно вижу. Буду боксеромъ. Миллiоны зрителей, гулъ толпы… Я видалъ это… Все равно, что богъ… Кумиръ толпы…
— Ну… а представь себ.. Вотъ такъ незамтно съорганизуются полки… И пойдемъ спасать Россiю.
Отвтъ Мишеля былъ рзокъ и неожиданъ. Онъ бичомъ ударилъ по сердцу полковника.
— На что мн Россiя?… Полковникъ не сразу нашелся, что ствтить. Мамочка зловще улыбалась. Ольга Сергевна сидла, опустивъ глаза, и такая усталость, такая скорбь и безразличiе ко всему были на ея лиц, что полковникъ не могъ на нее смотрть.
— Что ты говоришь, Шура?