Подвиг

Мы скажемъ Францiи… Можетъ быть, это хотятъ посадить Испанскаго короля на престолъ. Кто знаетъ? Но понимаете, Мишель, это тайна, которую можно очень хорошо продать. Это начало вашей и моей карьеры.

— Хорошо… Но какъ же мы узнаемъ эту тайну?

— Очень просто. Вамъ надо исполнить желанiе полковника и поступить въ его роту. Тайна сама станетъ вамъ извстна. Вы скажете мн. А тамъ посмотримъ, какого рода будетъ эта тайна.

Мишель Строговъ крпко задумался.

«Эта двочка не дура… Она стоитъ на прямомъ и врномъ пути къ богатству… Конечно, идти даже и въ кинематографическую роту и маршировать тамъ подъ барабанъ, куда какъ не сладко… Но и возить клiентовъ безъ конца тоже надоло… Профессiя борца, когда то она будетъ?… Тутъ подворачивается профессiя шпiона… Интересное и, кажется, если судить по кинематографамъ,

тоже не безвыгодное занятiе».

— Хорошо. Если это тайна кинематографическая — деньги мои, васъ устраиваемъ сниматься. Если политическая — деньги пополамъ. Согласны?…

— Я согласна.

На другой день, къ удивленiю и радости полковника, — онъ таки очень любилъ сына и мечталъ дать ему воинское образованiе и воспитаиiе и обратить его на путь истинный, — Мишель Строговъ заявилъ о своемъ желанiи поступить въ его роту и обучаться, хотя бы и для кинематографа военному длу.

XIX

Пиксановъ сказалъ Ранцеву правду. Капитанъ Немо держалъ свою лучшую лошадь, кобылу Артемиду, недлями въ заведенiи Ленсманъ въ Париж и здилъ въ Булонскомъ лсу. Ранцевъ не спрашивалъ Немо, зачмъ онъ это длаетъ. За время своей работы съ Немо онъ проникся такимъ уваженiемъ къ нему, что ему все, что ни длалъ Немо казалось нужнымъ и цлесообразнымъ. Немного кольнуло его, что Немо самъ не сказалъ ему этого и не бралъ его съ собою, но сейчасъ же подумалъ, что Немо длаетъ это изъ деликатности, чтобы Ранцеву не встрчаться съ дочерью.

Маленькiя слабости большихъ людей… По свойственной ему природной скромности, капитанъ Немо не считалъ себя большимъ… Да и слабость, — онъ это сразу почувствовалъ — не была маленькой.

Съ двухъ своихъ встрчъ и волнующихъ разговоровъ съ миссъ Гербертъ, капитанъ Немо убдился, что онъ полюбилъ эту двочку позднею, но крпкою и сильною любовью. Онъ тщательно взвсилъ и изучилъ свое чувство. Было оно, какъ осенняя погода устойчиво, ярко, красиво и крпко. Оно выплыло изъ глубокаго далека. Изъ тхъ временъ, когда Ранцевъ, Багреневъ и онъ, три лихихъ кадета, три мушкетера королевны Захолустнаго штаба ухаживали за такой вотъ точно двочкой Алечкой Лоссовской. Капитанъ Немо — тогда кадетъ Долле, — очень скоро изъ скромности и сознанiя, что онъ не можетъ дать того, что давали его товарищи, заглушилъ въ себ сильное чувство любви, смнилъ его чувствомъ непоколебимой дружбы и преданности и такъ и пронесъ это чувство черезъ всю жизнь, никогда никому о немъ не сказавъ.

Здсь, заграницей, богатый, извстный, носящiй въ сердц своемъ великую тайну и свтлую мечту освободить Россiю отъ большевиковъ, достигающiй уже исполненiя мечты, онъ вдругъ встртился съ дочерью этой самой Алечки Лоссовской и въ томъ же возраст въ какомъ была ея мать въ пору его увлеченiя. Дочь была красиве, глубже, сердечне и умне матери. И она неотразимо повлекла къ себ серьезнаго и занятого Немо.

Ему нужны были лошади для поздокъ въ Bois Notre Dame. Это сорокъ верстъ отъ Парижа. И Пиксанову и лошади ничего не стоило длать эти сорокъ верстъ разъ въ недлю, a y капитана Немо явилась возможность любоваться тою, къ кому его влекли воспоминанiя и поздно пробудившееся чувство любви.

Сначала Немо пробовалъ обмануть самого себя. Онъ говорилъ себ, что онъ здитъ для здоровья. Онъ цлые дни проводитъ, сидя за рабочимъ столомъ, или въ автомобил, или въ полетахъ, ему нуженъ иной моцiонъ и что можетъ быть лучше верховой зды? Онъ въ ум своемъ сослался на Муссолини и Наполеона. Но чуждый компромисса самъ себя остановилъ. «Ну да, влюбился, какъ кадетъ, какъ гимназистъ… Влюбился, но безумствъ не надлаю, а что полюбуюсь на ту, чью мать такъ сильно любилъ, что никогда даже не посмлъ сказать ей о своей любви и чей отецъ не только моимъ дру-гомъ, но сталъ и сотрудникомъ и замстителемъ, такъ бды отъ этого никакой не будетъ!»

И онъ похалъ полюбоваться этой барышней, англичанкой по воспитанiю, Русской по крови.

Еще была тогда зима, но дни были яркiе, солнечные, радостные. Въ Булонскомъ лсу, все казалось красивымъ и принаряженнымъ. Очень много было катающихся. Немо скоро увидалъ ту, кого такъ хотлъ встртить. Она хала на прекрасной рыжей лошади и почти рядомъ съ нею халъ наздникъ, англичанинъ, на срой и такой же хорошей лошади. Капитанъ Немо снялъ котелокъ. Ана сейчасъ же узнала его. Она перевела свою лошадь на шагъ и подъхала къ Немо.

— Вы здите верхомъ? — спросила она, ласково улыбаясь, — но почему я васъ раньше не встрчала?

— Я раньше не здилъ. Только сегодня началъ. Они говорили по-англiйски.

— Какая прекрасная у васъ лошадь. Она не изъ манежа?

— Нтъ. Это моя собственная лошадь.

— Это сейчасъ и видно. Раньше я здила на манежной. Теперь мн мама купила этихъ двухъ лошадей. Совсмъ другое.