Подвиг

Да, онъ опять попалъ въ Россiю. Вотъ эти великолeпные ковры - изъ пушкинскаго стиха, который столь звучно читаетъ Арчибальдъ Мунъ, упиваясь пеонами. Надъ отяжелeвшими елками небо было чисто и ярко лазурно. Иногда отъ перелета сойки срывался съ вeтки комъ снeгу и разсыпался въ воздухe. Пройдя сквозь боръ, Мартынъ вышелъ на открытое мeсто, откуда лeтомъ спускался къ гостиницe. Вонъ она - далеко внизу, прямой розовый дымокъ стоитъ надъ крышей. Чeмъ она манитъ такъ, эта гостиница, отчего надо опять стремиться туда, гдe лeтомъ онъ нашелъ только нeсколько крикливыхъ угловатыхъ англичаночекъ? Но манила она несомнeнно, подавала тихiй знакъ, солнце вспыхивало въ окнахъ. Мартына даже пугала эта таинственная навязчивость, эта непонятная требовательность, бывавшая у какой-нибудь подробности пейзажа. Надо спуститься, - нельзя пренебрегать такими посулами. Крeпкiй настъ сладко засвистeлъ подъ лыжами, Мартынъ несся по скату все быстрeе, - и сколько разъ потомъ, во снe, въ студеной кембриджской комната онъ вотъ такъ несся и вдругъ, въ оглушительномъ взрывe снeга, падалъ и просыпался. Все было, какъ всегда. Изъ сосeдней комнаты доносилось тиканiе часовъ. Мышка катала кусокъ сахару. По панели прошли чьи-то шаги и пропали. Онъ поворачивался на другой бокъ и мгновенно засыпалъ, - и утромъ, въ полуснe, слышалъ {89} уже другiе звуки: въ сосeдней комнатe возилась госпожа Ньюманъ, что-то переставляла, накладывала уголь, чиркала спичками, шуршала бумагой и потомъ уходила, а тишина медленно и сладко наливалась утреннимъ гудомъ затопленнаго камина. "Ничего тамъ особеннаго не оказалось, - подумалъ Мартынъ и потянулся къ ночному столику за папиросами. - Все больше пожилые мужчины въ свэтерахъ: вотъ какiе бываютъ обманы. А сегодня суббота, покатимъ въ Лондонъ. Что это Дарвину все письма отъ Сони? Надо бы изъ него выдавить. Хорошо бы сегодня пропустить лекцiю Гржезинскаго. Вотъ идетъ стерва будить".

Госпожа Ньюманъ принесла чай. Была она старая, рыжая, съ лисьими глазками. "Вы вчера вечеромъ выходили безъ плаща, - проговорила она равнодушно. - Мнe объ этомъ придется доложить вашему наставнику". Она отдернула шторы, дала краткiй, но точный отзывъ о погодe и скользнула прочь.

Надeвъ халатъ, Мартынъ спустился по скрипучей лeстницe и постучался къ Дарвину. Дарвинъ, уже побритый и вымытый, eлъ яичницу съ бэкономъ. Толстый учебникъ Маршаля по политической экономiи лежалъ, раскрытый, около тарелки. "Сегодня опять было письмо?" - строго спросилъ Мартынъ. "Отъ моего портного", - отвeтилъ Дарвинъ, вкусно жуя. "У Сони неважный почеркъ", замeтилъ Мартынъ. "Отвратительный", - согласился Дарвинъ, хлебнувъ кофе. Мартынъ подошелъ сзади, и, обeими руками взявъ Дарвина за шею, сталъ давить. Шея была толстая и крeпкая. "А бэконъ прошелъ", - произнесъ Дарвинъ самодовольно натуженнымъ голосомъ. {90}

XX.