Подвиг

Затeмъ провожали Зилановыхъ на вокзалъ. Арчибальдъ Мунъ попрощался на первомъ же углу и, нeжно улыбнувшись Вадиму (который за его спиной обычно звалъ его заборнымъ словцомъ съ дополненiемъ "на колесикахъ"), удалился, держась очень прямо. Нeкоторое время Вадимъ тихо eхалъ вдоль самой панели, положивъ руку на плечо къ Дарвину, шедшему рядомъ, а потомъ суетливо простился и быстро отъeхалъ, производя губами звуки испорченнаго гудка. Пришли на вокзалъ, Дарвинъ взялъ себe и Мартыну перонные билеты. Соня была усталая, раздраженная, и все время щурилась. "Ну, вотъ, - сказала Ольга Павловна. - Спасибо за гостепрiимство, за угощенiе. Кланяйтесь матушкe, когда будете писать".

Но Мартынъ поклона не передалъ, - такiя вещи передаются рeдко. Вообще письма онъ писалъ съ трудомъ: какъ разсказать, напримeръ, о сегодняшнемъ, довольно путанномъ, чeмъ-то неудачномъ и непрiятномъ днe? Онъ намаралъ строкъ десять, воспроизвелъ анекдотъ о студентe, шкапe и кузинe, увeрилъ мать, что совершенно здоровъ, хорошо питается и носитъ на тeлe фуфайку (что было неправдой). Ему вдругъ представилось, какъ почтальонъ идетъ по снeгу, снeгъ похрустываетъ, остаются синiе слeды, - и онъ объ этомъ написалъ такъ: "Письмо принесетъ почтальонъ. У насъ идетъ дождь". Подумавши, онъ почтальона вычеркнулъ и оставилъ только дождь. Адресъ {86} онъ выписалъ крупно и тщательно, въ десятый разъ вспомнивъ при этомъ то, что ему сказалъ знакомый студентъ: "Судя по фамильe, я полагалъ, что вы американецъ". Онъ пожалeлъ, что всякiй разъ забывалъ это втиснуть въ письмо, неизмeнно уже запечатанное, - вскрывать же было лeнь. Въ углу конверта онъ нечаянно поставилъ кляксу и долго смотрeлъ на нее сквозь рeсницы, и наконецъ сдeлалъ изъ нея черную кошку, видимую со спины. Софья Дмитрiевна этотъ конвертъ сохранила вмeстe съ письмами. Она складывала ихъ въ пачку, когда кончался биместръ, и обвязывала накрестъ ленточкой. Спустя нeсколько лeтъ ей довелось ихъ перечесть. Первый биместръ былъ сравнительно богатъ письмами. Вотъ Мартынъ прieхалъ въ Кембриджъ, вотъ - первое упоминанiе о Дарвинe, Вадимe, Арчибальдe Мунe, вотъ - письмо отъ девятаго ноября, дня его именинъ: "Въ этотъ день, писалъ Мартынъ, - гусь ступаетъ на ледъ, а лиса мeняетъ нору". А вотъ и письмо съ вычеркнутой, но четкой строкой: "Письмо принесетъ почтальонъ", и Софья Дмитрiевна пронзительно вспомнила, какъ, бывало, она съ Генрихомъ идетъ по искрящейся дорогe, между елокъ, отягощенныхъ пирогами снeга, и вдругъ - густой звонъ бубенцовъ, почтовыя сани, письмо, - и поспeшно снимаешь перчатки, чтобы вскрыть конвертъ. Она вспомнила, какъ въ ту пору, и затeмъ впродолженiе почти года, безумно боялась, что Мартынъ, ничего ей не сказавъ, отправится воевать. Ее немного утeшало, что тамъ, въ Кембриджe, есть какой-то человeкъ-ангелъ, который влiяетъ на Мартына умиротворительно - прекрасный, здравомыслящей Арчибальдъ Мунъ. Но Мартынъ все-таки могъ удрать. {87} Полный покой она знала только тогда, когда сынъ бывалъ при ней, въ Швейцарiи, на каникулахъ. Письма, которыя она, спустя годы, такъ мучительно перечитывала, были, несмотря на ихъ вещественность, болeе призрачнаго свойства, нежели перерывы между ними. Эти перерывы память заполняла живымъ присутствiемъ Мартына, - тутъ Рождество, тамъ Пасха, а тамъ уже - лeто, - и впродолженiе трехъ лeтъ, до окончанiя Мартыномъ университета, ея жизнь шла какъ бы окнами, - да, помнится, помнится, окнами. Вотъ - этотъ первый зимнiй праздникъ, лыжи, по ея совeту, купленныя Генрихомъ, Мартынъ, надeвающiй лыжи... "Надо быть храброй, - тихо сказала самой себe Софья Дмитрiевна, - надо быть храброй. Вeдь бываютъ чудеса. Надо только вeрить и ждать. Если Генрихъ опять появится съ этой черной повязкой на рукавe, я отъ него просто уйду". И дрожащими руками, улыбаясь и обливаясь слезами, она продолжала разворачивать письма.

То первое рождественское возвращенiе, которое его мать запомнила такъ живо, оказалось и для Мартына праздникомъ. Ему мерещилось, что онъ вернулся въ Россiю, - было все такъ бeло, - но, стeсняясь своей чувствительности, онъ объ этомъ матери тогда не повeдалъ, чeмъ лишилъ ее еще одного нестерпимаго воспоминанiя. Лыжи ему понравились; на мгновенiе всплылъ занесенный снeгомъ Крестовскiй островъ, но, правда, онъ тогда вставлялъ носки валенокъ въ простыя пульца, да еще держался за поводокъ, привязанный ко вздернутымъ концамъ легкихъ дeтскихъ лыжъ. Эти же были настоящiя, солидныя, изъ гибкой ясени, и сапоги тоже были настоящiе, лыжные. Мартынъ, склонивъ одно колeно, натянулъ запяточный {88} ремень, отогнувъ тугой рычажокъ боковой пряжки. Морозный металлъ ужалилъ пальцы. Приладивъ и другую лыжу, онъ поднялъ со снeгу перчатки, выпрямился, потопалъ, провeряя, прочно ли, и размашисто скользнулъ впередъ.