Андре засмеялся, но смех был горьким, злым. Когда он выходил из комнаты, Перришон окликнул его:
— А я тогда не ошибся, правда? Когда сказал, что в чем-то ты промахнулся.
— Ты ошибся, Мато.
— Что там ни говори, а она великолепна.
— Ты ошибся: я промахнулся во всем. Но этому больше не бывать. Поверь мне.
Перришон согласно кивнул головой. Он верил ему.
В ЧЕТВЕРГ УТРОМ
XXV
Валил густой снег. Генерал Дезе и Верцингеторикс стояли на своих постаментах, облаченные в белые королевские мантии, а раненого римлянина, вот уже полстолетия умиравшего под копытами вздыбленного коня, февраль прикрыл белым саваном.
В четверть девятого Андре покупал газеты на площади де Жод. «Ля Монтень» посвятила событиям в магазине несколько строк без комментариев. «Авенир» описывала их подробно, со знанием дела: «Человек, разыскиваемый немецкой полицией, — не кто иной, как советский офицер, опасный, отчаянный террорист, заброшенный к нам с целью организовать в департаменте банду иудейско-большевистских убийц. Его арест — дело ближайших дней».
О стычке на площади Филипп-Маркомб газеты ничего не сообщали. Рука цензуры. Гестапо не любит писать о своих неудачах. Андре смял газеты и швырнул их в сточную канаву, потом заглянул в бистро «Рабле» выпить чашечку кофе.
У прилавка громко разговаривали трое пожилых мужчин, судя по виду, коммерсанты. Один из них торжественно провозглашал:
— Германия? Но позвольте, она не питает ненависти к Франции. Конечно, мысль о военной оккупации не из радостных, по…
Его собеседники обеспокоенно оглянулись, а поборник патентованной демократии на прусский образец воодушевленно продолжал
— Однако маршал полагает, что поражение было просто необходимым, оно открыло перед Францией новые возможности!
Чашечка кофе осталась нетронутой: Андре о ней совершенно забыл, злость кипела в нем. Тем временем доморощенный политик и стратег провозгласил:
— Построить новую Европу вокруг Германии! Это грандиозная идея Гитлера! Маршал понял: Франция выиграет от этого. Суверенность европейских границ — устарелое понятие. Долой границы, которые порождают войны! Освободить русский народ…
«Курск и Харьков освобождены, полный разгром под Сталинградом. Вот и приходится изворачиваться немецкой пропаганде».
И не одернешь этого типа — час еще не пробил. Он единым духом выпил остывший кофе, достал из кармана деньги и хотел было окликнуть гарсона, но замер на месте — коммерсант спросил многозначительно:
— Кстати, о русских. Вы знаете, что этот, которого разыскивает полиция, имел соучастника?
Не дожидаясь ответа, он поспешил похвастать своей осведомленностью:
— Такой же, как и мы, коммерсант, парижанин… А знаете, откуда я это взял? Сын моих соседей, с верхнего этажа, служит в полиции. Чудесный парень! Умный, отчаянный, один из участников облавы на Кур Саблон. Он сообщил о своих подозрениях гестапо, и парижанин выложил все. Когда таких субъектов прижмешь к стенке, у них быстро развязываются языки. Вот увидите, русскому долго не продержаться Жаль, что есть еще французы…
Какой-то посетитель с огромной кожаной сумкой через плечо, — очевидно, водопроводчик — резко повернулся и как бы ненароком толкнул коллаборациониста в бок локтем. Тот не удержался и клюнул носом мраморную стойку.
Радость охватила Андре. «Наш человек, у него тоже руки чешутся. Таких надо держать на примете: они очень скоро понадобятся», — подумал он, прислушиваясь к извинениям водопроводчика.
— Ох! Извините, ради бога! Мы-то с вами французы и поймем друг друга правильно.
Прежде чем говорун успел напустить на себя снова таинственный вид и с апломбом заговорить, водопроводчик, улыбаясь, вышел из кафе. Андре расплатился и двинулся за ним следом.
На улице разгулялась настоящая февральская метель. Он втянул голову в плечи и зашагал сквозь белую пелену плотного снежного ветра. Снежинки — холодные осы, пахнущие русским морозом, жалили непривычное к холоду лицо, но Андре не ощущал их жгучего прикосновения: он думал о своей любви, о поведении Анриетты, о людях, которые плели против него сети, не видя его и не зная, о человеке, с отчаянной решимостью уничтожавшего бошей и как бы подтолкнувшего их организацию к решительным действиям.
Он свернул на улицу Монкальм. Белым привидением вынырнул из пурги облепленный снегом прохожий и, увидев Андре, проговорил:
— Что за проклятая погода!
Погода проклятая, точно. Зима, конечно, не такая, как в России, но немцы все равно и носа на улицу не кажут. Андре зашел в подворотню недостроенного дома: хотел лично убедиться, что Кола и его ершистый друг доставлены и что они не привезли за собой «хвоста». Кроме того, он рассчитывал забрать группу охраны для операции посложней операции «Россия».
Каким-то особым чутьем он чувствовал, что три — четыре лишних автомата и отчаянные парни им очень понадобятся.
В девятом часу, при открытии магазина, Мари-Те была начеку — дежурила у Галери де Жод. Как и условились, она должна оставаться с русским до тех пор, пока не появится возможность передать его участникам Сопротивления.