Прошло еще нѣсколько дней. Выяснилось только одно: нужно терпѣніе, нужно ждать. Дарвинъ отправился въ Швейцарію, — предупредить Софью Дмитріевну. Все было сѣро, шелъ мелкій дождь, когда онъ прибылъ въ Лозанну. Повыше въ горахъ пахло мокрымъ снѣгомъ, капало съ деревьевъ: ноябрь вдругъ отсырѣлъ послѣ первыхъ морозовъ. Наемный автомобиль быстро довезъ его до деревни, скользнулъ шинами на поворотѣ и опрокинулся въ канаву. Шоферъ только расшибъ себѣ руку; Дарвинъ всталъ, нашелъ шляпу, стряхнулъ съ пальто мокрый снѣгъ и спросилъ у зѣвакъ, далеко ли до усадьбы Генриха Эдельвейса. Ему указали кратчайшій путь, — тропинкой черезъ еловый лѣсъ. Выйдя изъ лѣсу, онъ пересѣкъ проѣзжую дорогу и, пройдя по аллеѣ, увидѣлъ зелено-коричневый домъ. Передъ калиткой, на темной землѣ, остался послѣ его прохожденія глубокій слѣдъ отъ резиновыхъ узоровъ его подошвъ; этотъ слѣдъ медленно наполнился мутной водой, а калитка, которую Дарвинъ неплотно прикрылъ, черезъ нѣкоторое время скрипнула отъ порыва влажнаго вѣтра и открылась, сильно качнувшись. Погодя на нее сѣла синица, поговорила, поговорила, а потомъ перелетѣла на еловую вѣтку. Все было очень мокро и тускло. Черезъ часъ стало еще тусклѣе. Изъ глубины печальнаго, бураго сада вышелъ Дарвинъ, прикрылъ за собой калитку (она тотчасъ открылась опять) и пошелъ обратно — тропинкой черезъ лѣсъ. Въ лѣсу онъ остановился и закурилъ трубку. Его широкое коричневое пальто было разстегнуто, на груди висѣли концы разноцвѣтнаго кашнэ. Въ лѣсу было тихо, только слышалось легкое чмоканіе: гдѣ-то, подъ мокрымъ сѣрымъ снѣгомъ, бѣжала вода. Дарвинъ прислушался и почему-то покачалъ головой. Табакъ, едва разгорѣвшись, потухъ, трубка издала безпомощный сосущій звукъ. Онъ что-то тихо сказалъ, задумчиво потеръ щеку и двинулся дальше. Воздухъ былъ тусклый, черезъ тропу мѣстами пролегали корни, черная хвоя иногда задѣвала за плечо, темная тропа вилась между стволовъ, живописно и таинственно.