Подвиг Антиоха Кантемира

— Школы нам нужны, — сказал Татищев. — Те., что есть, не в состоянии обучить российское юношество. Когда я в Швецию поехал, меня просили там искать ученых людей для нашей академии в профессоры. Говорю: зачем их звать, учить некого — нижние школы никого не выпускают. А государь Петр Алексеевич говорит: "Я имею скирды великие, только мельницы нет. Построить водяную — воду издалека надо подвести. Канал делать мне уже не успеть — долгота жизни нашея ненадежна. Но все же стал я строить мельницу — канал к ней мои наследники подведут, ежели будет готова".

— И книги как будто нетрудно у нас для научения достать, бывает, что и новые выходят. А для учащих языки всегда можно из немецкой земли привозить, — поспешно вставил слово Маркович. — На днях купил я за полтину книжку о небоземных глобусах, книжку о князьях за полтину, шесть польских книг за семь рублей с гривною, а для церкви — Четьи-минеи, чтимые месячные книги, за двадцать три рубля.

— Удивляюсь, что вы сказываете, — возразил Татищев. — Каких это книг у нас для научения довольно? Разве что азбук и часовников? Мы до днесь не только математических курсов, истории, географии российской, которые всем нужны, но лексикона и грамматики достаточной не имеем. О высоких философских науках не говорю. Вечнодостойный памяти государь Петр Алексеевич, сам до артиллерии, фортификации, архитектуры и прочего охоту и нужду имея, несколько лучших заграничных книг перевести велел и напечатать. Но тех купить невозможно, а других, почитай, и не писали.

— Всеконечная есть нужда, — сказал Феофан, — иметь некие краткие и простым людям ясные книжицы, в которых по-русски было бы собрано все, что к народному наставлению требуется. И те книжицы по главам прочитывать перед народом в церкви с амвона. Книги великих учителей и отцов церкви писаны эллинским языком, нашему народу непонятным, а их славянский перевод темен суть.

— И я о том толкую, — поддержал Феофана Татищев. — Простому народу внушать надобно самое всеобщее, что каждому по его званию подходящее. Собственно говоря, всего три книжки будут нужны — первая о главнейших догматах веры нашей, вторая о должностях каждого чина людей, а в третьей необходимо собрать проповеди учителей церкви о грехах и добродетелях, всем читателям в поучение. Наш народ — как дети, никогда за азбуку не примутся, если мастер их не приневолит. Им сперва и досадным кажется, но когда выучатся, благодарят. Это ясно из всех нынешних дел: не все ли у нас неволею сделано? А уже за многое благодарят, и видим, что от ученья плод немалый произошел.

— И нам о новых плодах всемерно заботиться надлежит, — сказал Феофан. — Хоть и мало нас еще, о просвещении старателей, но не в числе только сила. Мы — ученая дружина, идем в голове, люди за ней следом двинутся.

На минуту в комнате воцарилась тишина. Прервал ее Феофан. Слегка наклонившись к Татищеву, он сказал:

— Был я недавно в Петербурге. Собрались у невского архимандрита Петра Смолича синодальные члены, из мирян гости пришли. Певчие концерт великомученице Екатерине исполнили. Дивно пели! За ужином подсел ко мне молодой человек. Говорит — вернулся из чужих краев, превзошел различные учения, в Сорбонне слушал философию, жил в Голландии. Зовут его Василий, по фамилии Тредиаковский, попович, говорит — из Астрахани, а вот, гляди, вышел в студенты. Передал Василий мне тетрадь, а в ней написаны стихи — сатира "На хулящих учения". Мне любопытно стало. Мы закрылись в соседнем покое, и он прочитал ту сатиру вслух. Смел, однако, сочинитель! О проповедях наших священников изъяснено так:

Казанье писать — пользы нет ни малой меры:
Есть для исправления нравов Камень веры.—

Или о знатных господах:

Доводом речь утверждать — подлых то есть дело;
Знатных есть — хотя не знать, только спорить смело.

— "Камень веры"? — переспросил Татищев. — Это ведь книга митрополита рязанского Стефана Яворского, в которой защищается православие от нападок протестантов. Петр I запретил, однако, ее издание, а теперь книга появилась во множестве.

— На меня до сих пор сыплются упреки в склонности к протестантизму, — спокойно сказал Феофан Прокопович. — В России многие иноземные служащие протестантскую веру исповедуют. Легко предположить, что противники этой религии могут быть сторонниками не только православия, но и католицизма. Но каков автор сатиры! Пишет он воистину божественно, потому как богу угодно людские пороки карать. Он в стихах к уму своему обращается, называет его слабым, непросвещенным, но угадать можно в сочинителе ум могучий, воинственный! Так меня сатира взволновала, что я сочинителю приветственное послание написал, хоть имя свое он скрыл.

Маркович лукаво улыбнулся:

— Секретов авторства, как и секретов любовных, не утаить. Они долго не держатся. Молодой князь Антиох Кантемир сию сатиру сочинил, ваше преосвященство. По всему видать, человек он способный.