Подвиг на Курилах

Но о чем много рассказывать-то? Ведь биография Ильичева только начиналась. Мать — бывшая батрачка, отец тоже с самого детства гнул спину на деревенских богатеев. Едва началась коллективизация, он одним из первых вступил в колхоз, его избрали в правление колхоза. Потом правительство наградило отца медалью «За трудовое отличие»…

В общем, говорил больше Петр о своих родителях, чем о себе. Когда он закончил, секретарь райкома произнес:

— Ну, Ильичева мы все знаем. В колхозе молодцом себя показал. А в армию пойдет, думаю, и там нас не подведет… Предлагаю — принять.

Этот день на всю жизнь остался в памяти Петра Ильичева.

В один из воскресных дней, когда Ильичев, Додух и Калябин снова приехали в районный центр, они остановились у павильона с вывеской «Тир», выкрашенного свежей голубой краской.

— Попробуем, — предложил Додух.

— А ты когда-нибудь стрелял? — полюбопытствовал Петр.

Додух смутился, неуверенно ответил:

— Стрелял…

— Ну и как?

Тот промолчал, а Калябин рассмеялся.

— Все пули за молочком послал.

У Петра азартно заблестели глаза.

— Надо попробовать!

У барьера стоял узкоплечий, кудрявый паренек. Он тщательно целился. Мишеней было много: бегущие зайцы, скачущая лиса, клоун в синем колпаке.

— Где ты так научился? — не скрывая зависти, поинтересовался Петр у паренька, который опрокинул одну за другой почти все мишени.

— В осоавиахимовском кружке, — ответил тот.

Ребята переглянулись.

— А что если нам в Пугачеве организовать кружок метких стрелков? — предложил Петр. — Дядя Митя может им руководить. Он в армии был снайпером. А желающих посещать кружок наберется, ой, сколько!

Так в Пугачеве по инициативе комсомольцев был создан осоавиахимовский кружок метких стрелков.

Война

В избу Ильичевых постучали. Наталья Сергеевна торопливо подошла к двери.

— Кто там? — спросила она.

— Сергеевна, это я, Матрена Аверьяновна, неужто не узнаешь? — отозвалась сельский почтальон Дмитриева.

Пока Наталья Сергеевна открывала дверь, Матрена Аверьяновна, хорошо знавшая семью Ильичевых, добавила:

— Сергеевна, письмо-то, видать от Ивана Сергеевича. На конверте номер полевой почты. Эх-ха-ха, каково ему там, нашему Ивану Сергеевичу, на фронте-то… Одно слово — война…

Наталья Сергеевна взяла небольшой конверт, надписанный незнакомой рукой, и лицо ее застыло.

— Что-то я не пойму, почерк не Ивана…

Губы ее задрожали. Она долго стояла так, пока, наконец, решилась. Надорвала край конверта, развернула листок.

Петр подбежал к матери, взял у нее письмо.

— Читай, Петенька, — тихо произнесла она. — Читай, только быстрее…

«Здравствуйте, дорогая Наталья Сергеевна! Пишут Вам боевые товарищи Вашего мужа Ивана Сергеевича. Мы хорошо знаем, что тяжела будет эта весть, но все-таки должны сказать Вам горькую правду. Ваш муж был нашим командиром, и мы все договорились, что если с кем-нибудь из нас что случится в бою, то другой сообщит его родным. Ваш муж Иван Сергеевич пал смертью храбрых 20 февраля 1942 года в бою с немецко-фашистскими захватчиками при выполнении боевого приказа командования…»

Полоснул по сердцу Петра отчаянный материнский вопль. Наталья Сергеевна, шатаясь, побрела к стоявшей у стены широкой деревянной лавке и повалилась на нее. Ее плечи мелко, как в лихорадке, вздрагивали. Она не причитала, лишь чуть слышно всхлипывала. Но от этого тихого плача Петру стало так горько, что сам он готов был по-бабьи заголосить.

Петр посмотрел на младшую сестренку Полину, на брата Василия, потом перевел взгляд на висевшую на стене увеличенную фотографию отца, недавно присланную с фронта. На военной гимнастерке — орден и боевые медали.

И вспомнился Петру тот день, когда отец уходил на фронт. На висках его серебрилась седина, глубокая морщина прорезала лоб.

Он крепко обнял сына.

— Ты, Петя, учись, как следует, помогай дома…

Петр подошел к матери, вытер ее слезы.

— Не плачь, мам. Ну, пожалуйста!

Весть о гибели Ивана Сергеевича быстро облетела деревню. Скоро избу Ильичевых заполнили соседи, друзья.

— Знаю, Сергеевна, тебе тяжело, — сказал председатель колхоза. — И горе твое не скоро забудется. Но ты не убивайся. Не оставим тебя одну, в обиду не дадим.

— Дядя Степан, — обратился к нему Петр, — я завтра поеду в военкомат. Буду проситься на фронт…

Степан Дмитриевич вздохнул.

— Надо обождать, пока подрастешь.

— Не могу я ждать!

— Ну полно, Петя! Рассуди сам: на фронт тебя все равно сейчас не возьмут. Об этом и думать нечего. А здесь нам без тебя никак нельзя. Ты же знаешь, в колхозе мужиков маловато. Все на фронте. А работенки у нас хоть отбавляй. Вот, к примеру, нужен конюх. Дело-то ведь важное. Хочешь, тебе его доверим? Проявишь заботу, сохранишь всех лошадей — вот и поможешь фронту!

Долго не мог уснуть в ту ночь Петр. Все думал об отце… А утром, наскоро позавтракав, пошел прямо в правление колхоза.

Поздняя ночь окутала степь. Высоко в небе плыли облака. И когда они редели, на землю падал лунный свет, выхватывая из темноты очертания придорожных деревьев.

Петр Ильичев остановил разгоряченную лошадь у дома ветеринарного врача Калябина. Он громко забарабанил в освещенное окно.