Подвиг на Курилах

Холмы у памяти покаты,
Но пусть сгоревшие в огне
Солдаты, мертвые солдаты,
Живут с живыми наравне.

ЧИСЛИЛСЯ В СПИСКАХ ПОГИБШИХ

— Бабич Петр Владимирович!

Услышав свою фамилию, он немного растерялся, чуть замешкался. Рядом сидевший товарищ коснулся рукой его плеча.

— Иди, тебя вызывают.

Тогда он поднялся, подобрался весь, как в молодые годы на построениях, когда приезжало в их аварийно-спасательный отряд флотское начальство, и зашагал по широкому проходу между рядами кресел. Высокий, плечистый, на лацкане темного «парадного» пиджака — орден Отечественной войны первой степени. В такт шагам позвякивают медали.

Остановился перед Председателем Президиума Верховного Совета Молдавии, который с нескрываемым интересом разглядывал его.

— Поздравляю, Петр Владимирович, с наградой.

Председатель Президиума Верховного Совета подал ему плоскую коробочку с орденом Трудового Красного Знамени и орденскую книжку в коленкоровой обложке. Затем крепко пожал широкую жесткую ладонь.

— Спасибо, — вполголоса произнес Петр Владимирович. И тут же громко, по-флотски: — Служу Советскому Союзу!

В зале зааплодировали. А Председатель Президиума Верховного Совета с мягкой улыбкой сказал:

— Хорошо служите. Такими, как вы, Родина гордится.

Он помог Бабичу прикрепить к пиджаку орден.

Уже опустившись в кресло возле окна и смущенно отвечая на поздравления рядом сидящих товарищей, Петр Владимирович никак не мог унять волнения. На его крупном с правильными чертами лице выступил румянец, в ушах шумело, словно он побывал под водой на большой глубине, и все звуки доходили до него как сквозь плотную, ватную перегородку. Так бывало с ним в те давние времена службы в аварийно-спасательном отряде. Ему, главному боцману отряда, не раз приходилось облачаться в доспехи водолаза…

Хотя от здания Президиума Верховного Совета до квартиры был путь неблизкий, он решил пройтись пешком. Погода стояла теплая, солнечная, как обычно бывает в Кишиневе весной. Деревья в скверах и во дворах сверкали свежей зеленью, уже цвели вишни и яблони. Бело-розовая кипень соцветий делала все вокруг праздничным и нарядным.

Петр Владимирович присел на скамейке возле памятника Котовскому. Легендарный комбриг в этот предвечерний час, казалось, легко гарцевал на своем тонконогом скакуне по широкому кишиневскому бульвару.

«Интересно, как выглядит тот памятник в Петропавловске на Камчатке? — внезапно подумал Бабич. — Далековато, а то бы съездил!»

Мальчишки, пробегавшие веселыми стайками по бульвару, с любопытством поглядывали на его новенький орден. Откуда было им знать, что у этого, с виду не очень приметного человека совсем необычная биография, что четверть века назад он значился в списке геройски павших в бою бойцов. Что, наконец, его и четырех друзей-побратимов назовут «пятеркой бессмертных» и их имена высекут на граните…

И вот через двадцать пять лет после бессмертия к меднику-вулканизаторщику механических мастерских СУМ-7 Петру Владимировичу Бабичу пришла новая — земная слава.

Если бы характеристики сочиняли поэты, простые фразы о жизни человека звучали бы, наверное, вдохновенно. Но у начальников Бабича не было времени задумываться над красотами литературного стиля. Обремененные многочисленными и весьма прозаическими заботами, они писали предельно лаконично и весьма точно.

Вот как характеризовал Петра Владимировича начальник участка: «За время работы он показал себя знающим, дисциплинированным тружеником, пользуется уважением в коллективе, за добросовестное отношение к работе и хорошую трудовую дисциплину награждался почетными грамотами и денежными премиями, ему присвоено звание „Мастер — золотые руки“».

Что ж, суховато. И не без шаблонных канцелярских оборотов. Но уж таков стиль этих весьма нужных бумаг… Да дело вовсе не в стиле! Прочитав подобную характеристику, сразу проникаешься уверенностью, что медник-вулканизаторщик Бабич — человек на производстве уважаемый, что профессию свою любит и владеет ею отменно, что у бывшего тихоокеанского боцмана руки по-прежнему золотые…

…Итак, пахло весной, а Петр Владимирович Бабич шагал по кишиневскому бульвару.

Дома его уже заждалась жена. Она бросилась к нему сразу, едва он переступил порог. Ласково погладила тонкими пальцами гладкую эмаль ордена.

— Красивый…

Смахнула украдкой непрошеную слезу с повлажневших глаз, засуетилась, чтоб скрыть волнение.

— Садись к столу, Петрусь. Отпразднуем такое событие!

— Может, соседей позвать? — предложил он.

— Нет, лучше посидим вдвоем. Жаль, мальчишек наших нет сегодня с нами…

Он и сам об этом подумал. Все четверо сыновей служат в армии. Старший, Володя, лейтенант, летчик; Митя, Костик и Анатолий через полгода демобилизуются. Были парни дома, ворчал, бывало: «Шум-гам, отдохнуть нельзя». А улетели орлята из родного гнезда, и сразу стало непривычно тихо, как-то неуютно. С ними сейчас бы и песни под гитару, и танцы, и шутки, и подначки… Э, да что о том говорить…