Подвиг пермских чекистов

— Да, забот сильно прибавилось. Обстановку сам понимаешь. К тебе одна просьба: скорее. Это даже не столько моя просьба, сколько начальника управления.

Он не стал рассказывать Трубицину, что только что выдержал за него самый настоящий бой. Начальник управления без обиняков выразил неудовольствие, что они тянут с этой «национальной гвардией». «Все ясно там с нашей стороны, пусть остальным занимается следствие». Его можно было понять: решение новых задач потребовало людей в два-три раза больше, чем имелось в поредевших подразделениях. Каждый человек был на вес золота. Все работали, не зная ни дня, ни ночи, и тем не менее не успевали.

— Все-таки давайте дадим Трубицину еще несколько дней, — обратился Аликин к начальнику управления. — По-моему, он вышел на связь этой организации с немецкой разведкой.

— Какие факты?

Выслушав соображения Аликина, начальник управления некоторое время думал.

— Ладно. Решение откладываю до завтра. Сегодня позвоню в наркомат и поинтересуюсь их мнением. Может быть, есть аналоги использования фотографий.

Завтра... А до этого завтра оставалось несколько часов. Много ли успеешь сделать! Он взглянул на Трубицина — лицо потемнело, осунулось, но держался парень бодро.

— Дома был сегодня?

— Успею еще к ужину, товарищ лейтенант.

— Боюсь, что уже не успел. Позвони матери, успокой, чтобы не волновалась.

— Да она же все понимает.

— Я в этом не сомневаюсь. Но теперь мало кто спокойно спит, и дополнительного повода для этого давать не надо. А тебе еще предстоит поработать. К утру у нас должен быть четкий ответ на вопрос о том, имеется ли идейная связь между Бакуниным и возникновением этой «гвардии». О книгах соответствующих позаботился?

— Захватил парочку в пединституте — его сочинения, да в нашей библиотеке взял несколько томов.

— Ладно. Пролистай их так, словно завтра сдавать государственный экзамен. Не забыл, как это делается?

— Да что вы, товарищ лейтенант.

Трубицин уже давно обратил внимание на манеру своего начальника. Когда речь идет о делах служебных, он всегда обращается к своим подчиненным на «вы». Как только дело касается забот житейских, личных, с официального языка он переходит на товарищеский, в котором решающее значение играют не звания, а возраст, и тогда подчиненному он может сказать «ты», однако облечь это такой интонацией, что это звучит как отеческое напутствие или родительская ворчливость. И воспринимается такое не как указание, а как доброжелательное слово, как человеческая просьба. Мол, извини, что прошу сверх положенного, не имею права тебе приказать, но иначе нельзя.

— Да вот еще что, Василий Матвеевич! Возьми-ка эту книжицу. Здесь есть изложение программы и устава партии нацистов. Сличи с «творчеством» Сергеева. Сдается мне, что здесь найдется немало общего.

Уже в дверях он остановил Трубицина:

— Телефонограммы отправь немедленно. — Помолчав, добавил: — Давно нам полагалось это сделать...

Идя по коридору, Трубицин думал: упрек это или служебное замечание? Правда, сказано было это мимоходом, без какого-либо комментария. Можно было понять это и как обращение к самому себе. Нам... Понятно, что сейчас все надо делать быстрее, энергичнее. Пришло время не щадить себя в работе. Выходит, и думать надо быстрее, и до своих промашек доходить...

Возникшее чувство досады вначале мешало сосредоточиться, но потом, перелистывая страницу за страницей, отрешился от этих беспокойных мыслей — полная невзгод и волнений жизнь Бакунина увлекла его. Судьба этого человека не могла не взволновать. Была в ней и тюрьмы и ссылки, жаркие бои на баррикадах Праги и Дрездена, долгая дружба с А. И. Герценом и Н. П. Огаревым. Ему посвятили немало своих работ К. Маркс, Ф. Энгельс и В. И. Ленин. Революционер, непримиримый противник самодержавия и вместе с тем — один из создателей мелкобуржуазной утопической теории анархизма — таков Михаил Александрович Бакунин, весьма сложная и противоречивая фигура.