Подвиг Севастополя 1942. Готенланд

Случилось это на шоссе, на следующее утро после принятого решения. Колонна снова сбилась у обочины, пропуская, как водится, немецкую технику – вереницу грузовиков, направлявшихся к Севастополю. Мы шли им навстречу, в Бахчисарай. Рядом со мною, Мухиным, Варданом и Сеитом оказалась легковушка, тоже съехавшая на обочину и стоявшая там в ожидании, пока ее хозяева, полноватый офицер с непонятными погонами и какой-то долговязый, сильно загорелый штатский, делали фотоснимки, запечатлевая нас всех для истории. За машиной, едва приметная, виднелась уходящая в почти отвесный склон тропинка. Она сразу же терялась среди густых и зеленых ветвей, иными словами – выглядела невероятно соблазнительно. И автомобиль стоял очень удачно, почти полностью ее скрывая от любопытных глаз.

Ближайший к нам конвоир жадно курил сигарету, полученную от штатского, и делился с ним своими впечатлениями. Штатский черкал карандашом в блокноте. Оба повернулись к нам спиной – как и немецкий офицер, торчавший от них чуть поодаль. Гул грузовиков заглушал почти все звуки, а легковой, защитного цвета автомобиль стоял от нас буквально в двух шагах, оставалось только незаметно его обойти. Переглянувшись с Мухиным, я сделал первый шаг. Мухин тронул за рукав Меликяна. Сеит всё заметил сам и безмолвно кивнул головой. Еще нас заметил кубанец и тот молодой паренек, что мечтал накануне о «повной талирке» борща. С нами они не пошли, лишь шевельнули на прощание бровями, повернулись в сторону фашистов и плотно встали плечом к плечу, хоть немножко, но прикрыв наш донельзя нахальный уход. Поступили они мудро – если бы двинулось много народа, нас бы непременно заметили.

На немца мы наткнулись, обойдя автомобиль. Он, вероятно шофер, уютно сидел на траве, рядом с открытой дверцей, и потому был не виден с дороги. Спокойно жевал бутерброд, запивая еду из фляжки. Увидев нас, едва не подавился. В течение доли секунды пять человек, мы четверо и он, пережили почти одинаковый ужас. Смерть показалась неизбежной всем. Инстинктивно, не раздумывая, я приложил указательный палец к губам. И немец, тоже скорее всего инстинктивно, потряс головой в ответ. Мы моментально исчезли за деревьями – и ни минуту, ни две спустя так и не услышали ничего, кроме протяжного гула шедшего на Севастополь автотранспорта. Немецкий шофер оказался неглупым и сделал разумный выбор.

Мы быстро, почти бегом, двинулись по лесу, где редкому, а где густевшему почти непроходимо. Смелым судьба помогает, повторял я слова из сборника римских пословиц. Приятно было ощутить себя смелым. И очень хотелось, чтобы ребята, прикрывшие нас на шоссе, тоже смогли бы бежать, когда им представится случай.

Порывы страсти Флавио Росси

Начало июля 1942 года

Не надо было пить, тем более коньяк, тем более в жару. Мне хотелось забыться, уйти, исчезнуть, но все-таки пить не следовало. Как мы оказались вместе? Почему мы оказались вместе? Зачем мы оказались вместе?

Ну да, мне хотелось бежать от Листа. Оберштурмфюрер объяснял капитан-лейтенанту преимущества выстрела в затылок. «Ваш младший лейтенант ничего не почувствует. Я сказал Ширяеву, чтобы он сам это сделал. Ширяев дело знает. Опыт».

Нет, не помню. Как мы добрались до квартиры? До моей квартиры, то есть до квартиры доцента Виткевича, где я когда-то был с Валей. Ванная комната, стулья, диван. Всё еще теплый после жаркого дня. Диван, на котором мы были с Валей. Лампа, та самая лампа. Груда бумаги на круглом столе. Запотевшая бутылка шампанского, опрокинутые рюмки, наспех заброшенный в рот бутерброд. Чужая улыбка ненужной мне женщины. «Ну, не стесняйся, я вижу, ты хочешь. Мужчины хотят всегда». Доцент Виткевич умер от голода, так мне сказала Валя. Сказала в ту ночь, вернее в то утро, когда после нашей ночи мы продолжали быть вместе. За что?

Ольга оказалась худощавой и деловитой. С анатомической точки зрения она представляла собою тип, переходный от Зорицы к Елене. Освободившись от юбки и блузки, но еще не скинув белья и чулок, нацелила в меня внимательные глазки. «Как тебе больше нравится?» – спросила чуточку пьяным голосом. Предложила варианты на выбор. Каждый был по-своему мил. Я растерялся и отдал бразды правления в ее оказавшиеся крепкими руки. О чем не пожалел. Она, полагаю, тоже. Но это было ночью. Потом наступило утро. Со ставшим привычным кошмаром.

* * *

Да, это так, Флавио Росси. Ты бесчувственная скотина, мерзавец и трус. В твоем присутствии отправили на смерть вполне симпатичного тебе человека – и после этого ты пил вместе с теми, кто это сделал. Потом, когда тот уже валялся в яме – или где? – с простреленным затылком, ты нежился в объятиях этой твари, спору нет, внешне вполне привлекательной, но ненавидевшей его больше всех. Что двигало тобою в течение вечера? Профессиональный долг? Страх? Но тащить к себе в постель фрау Воронов тебя никто не заставлял.