Подвиг Севастополя 1942. Готенланд

Одолев не помню который подъем, я на минутку задерживаюсь. Перевести дыхание, вдохнуть хоть немного воздуха, ощутить на лице дуновение ветерка. Вижу нашу бесконечную колонну. Она змеится по разбитому шоссе. По сторонам хлопочут группки немцев, восстанавливают связь, ставят рядом с уцелевшими новые телеграфные столбы. На востоке, пока с трудом, по всё еще курящимся дымкам, угадывается оставленный неделю назад Севастополь. На севере поблескивает бухта. Омега. Делаю шаг вперед, начинаю медленный спуск.

Рядом по-прежнему движется немчик. Старается больше не отставать. С напряженным лицом идет возле нас, стиснутые губы, решимость в глазах. Рука сжимает ремень винтовки, из-под каски стекает пот. На краткий миг мы с ним встречаемся глазами. Очкарик смотрит на меня почти без страха.

Невольно усмехаюсь. Так мне, по крайней мере, кажется. Левченко словно бы читает мои мысли.

– Видал, капитан-лейтенант? Когда бы не этот сучонок…

– Видал, – отвечаю я. Легонько толкаю Смирнова. – Что скажешь, старшина второй статьи?

Старшина ненадолго задумывается.

– Этого можно простить.

Молча киваю в ответ.

Заключение

Нам неизвестно, как сложилась дальнейшая судьба капитан-лейтенанта Сергеева. К исходу последнего штурма в Севастопольском оборонительном районе находилось около 78 тысяч солдат, матросов, командиров и политработников. Точные данные о том, сколько из них погибло в последние дни боев и сколько попало в плен, отсутствуют.

Более полной информацией мы располагаем о судьбе других героев нашего повествования.

Сначала о третьей роте. Хайнц Дидье был искалечен осенью того же года во время обычных батальонных учений. Он был возвращен в родной город и в сорок четвертом, прикованный к койке, заживо сгорел в военном госпитале при налете авиации союзников.

Лейтенант Вегнер вскоре стал капитаном. Был убит при отступлении в сорок четвертом году.

Несколько раньше погиб австриец Штос. А вот Главачеку, можно сказать, повезло. Он не смог вернуться на свою малую чешскую родину, зато, осев где-то в Нижней Саксонии, возглавил там со временем территориальное отделение «Союза изгнанных».

В живых остался и Оттон Великий, то есть Отто Браун. После войны он провел несколько месяцев в плену у англичан. Возвратившись на родину, работал на предприятиях концерна «Бош». Выйдя на пенсию, стал постоянным участником стрелковых праздников, на которых встречался с бывшими фронтовиками и, вспоминая минувшее, откровенно недоумевал: почему это Гитлер напал на СССР? С поляками для Отто было ясно, им следовало настучать по голове за Позен и за Данциг, но вот зачем Адольфу понадобилась Россия? Похоже, и впрямь был дурак.

Оберштурмфюрера Листа, арестованного в Ганновере в июле сорок пятого, как представителя преступной организации предали суду и приговорили к длительному тюремному заключению. О капитан-лейтенанте N известно лишь то, что после войны он успешно сотрудничал со спецслужбами одной из оккупационных держав.

Бывший корнет Ширяев исчез в неизвестном направлении. Возможно, перебрался за океан. Некоторые из выживших узнавали его в фотопортрете филолога-слависта, преподавателя одного из провинциальных американских университетов. Фотографии украшали сборник воспоминаний. Он назывался «В едином строю. Русские патриоты в борьбе против Гитлера и Сталина» и с начала девяностых использовался русскими учеными в качестве важного источника по истории антисталинского протеста.

Его помощнику Закееву повезло меньше – схваченный в сорок четвертом под Люблином, он был повешен в Барановичах после показательного процесса над пособниками оккупантов. По словам внучатого племянника, видного деятеля национального возрождения, пал жертвой геноцида крымско-татарского народа.

Ярослав Луцак обосновался в канадском Эдмонтоне, став ведущим специалистом по истории Центрально-Восточной (Польша, Украина, Белоруссия) и просто Восточной (Московия) Европы. В месяц сочинял по меньшей мере статью, состоял в переписке с Грубером. Последнему переписка давалась нелегко, но эмоции он сдерживать умел.

Сам зондерфюрер в сорок пятом удачно сдался американцам. Пройдя курс денацификации, был принят на службу в родной университет и продолжил карьеру слависта. Успешно руководя семинаром, Грубер подготовил несколько десятков специалистов по Восточной Европе, трудившихся позднее в академической, дипломатической и военной сфере. Сохранив, несмотря на преклонный возраст, ясный ум и крепкое здоровье, бывший зондерфюрер в начале девяностых был приглашен в качестве консультанта в один международный фонд – и грамотным распределением исследовательских и издательских грантов оказал существенную помощь в перестройке гуманитарного знания сразу в нескольких новых государствах. Неоднократно наезжал в Киев, Львов, Ивано-Франковск для участия в научных и практических конференциях. Однажды, выступив с докладом в Днепропетровске, профессор Грубер с группой немецких туристов посетил Крым, где с интересом осмотрел места боев за Севастополь.