Подвиг Севастополя 1942. Готенланд

Немного оправившись от потрясения, толстяк отвечал охотно и деловито. Настроения в Германии, как выяснялось по ходу беседы, были давно хуже некуда. Население поголовно испытывало недовольство и страдало от голода. Бомбежки вызывали страх и желание как можно скорее закончить войну. Если бы не НСДАП, гестапо и СС, она бы окончилась самое позднее через месяц. (Первое негодование на лице молодого и кадыкастого постепенно сменялось изумлением.) Идя в бой, немецкий солдат ощущал исключительно досаду на то, как сильно ему не повезло в этой жизни, а Россия была прекрасной страной с зелеными лесами, бескрайними степями, тучными коровами и красивыми девушками.

– Девушками, говорит? – зловеще прошипел Земскис, и немец без перевода понял, что ляпнул что-то лишнее.

– Нет, нет, никаких девушек. Дисциплина. Мы никого не трогаем. СС, айнзацгруппы, боже, что они творят, – быстро переводил Старовольский.

Военком, уставясь в дно кружки, мрачно изрек, похоже вновь цитируя газету:

– Мы не дрогнем, увидев перед собой презренного эсэс.

Немец основательно разговорился и заметно повеселел. Показывал на отобранных у него фотографиях, кто есть кто в его семействе, и чуть не плакал от счастья, видя, что мы не звери и не поставим их к стенке. Бергман даже плеснул им по капле шампанского – не так-то часто последнее время мы видели пленных, притом таких общительных. Уловив носом запах напитка, толстый немец вконец расчувствовался, обругал за что-то Геббельса и, зажмурившись, выпил. Кадыкастый, хотя и не одобрял его поведения, тоже ломаться не стал.

– Вот оно как, почти такие же люди, – сказал Нестеренко, когда немцев увели. – Пусть и трясущиеся от страха.

– Ну да, вроде нас, две руки, две ноги, одна голова, – задумчиво ответил Бергман. Старовольский кивнул. Но тут не выдержал Зильбер.

– А когда они, товарищ капитан… наших… тысячами – тоже люди, тоже как мы? Ну, пусть не они сами, но ведь всё видят, всё знают. Дорогу расчищают… саперы.

Стало тихо. Старовольский вздохнул, Нестеренко виновато посмотрел на старшину второй статьи. Военком перехватил инициативу и решительно высказался:

– Вот и я думаю, товарищи, что нам не следует поддаваться минутным настроениям. Гуманизм, чистоплюйство и прочие штучки не для советских людей. В отношении немецких захватчиков нужно следовать генеральной линии. – И, помолчав, добавил: – А не разбазаривать ценный напиток!

Вероятно, он пошутил, и это радовало. Военком с чувством юмора всегда лучше, чем военком без чувств.

Бергман поглядел на часы.

– Засиделись мы с вами, однако. На сон времени почти и не осталось. Предлагаю разойтись. Вам, товарищ писатель, лучше у меня устроиться.

– Спасибо, – ответил Нестеренко. – Но если вы не возражаете, я еще подышал бы воздухом.

Понятно было, что ему хотелось поговорить наедине со Старовольским, и никто не был вправе его осуждать.

– Разумеется, не возражаю. Если хотите, располагайтесь прямо под небом. Только имейте в виду – немцы могут среди ночи устроить обстрел. Если что – сразу в блиндаж.

Мы разошлись.

Ночной разговор Е. П. Нестеренко и А. В. Старовольского, которого не слышал никто

Они устроились в дальнем ходу сообщения, подальше от землянок, блиндажей, часовых. Никого рядом не было, только трещали кузнечики и зависали изредка в небе осветительные ракеты. Нестеренко спрашивал Старовольского – о матери, об отце, о фронте, об эвакуированном отцовском заводе. А потом высказал мысли, часто посещавшие его в последние несколько месяцев.

– Возможно, Алексей, это вам покажется нелепостью, да что тут говорить – огромный фронт от Баренцева до Черного моря, миллионы людей, сотни городов, чудовищная трагедия, какой никогда не бывало в истории. Но почему-то мне кажется, не сочтите интеллигентскими глупостями, хотя что уж тут – оно и есть, не говоря уж о пристрастности. Мне кажется, что если Россия когда-то началась отсюда, то отсюда, возможно, начнется ее возрождение.

– Что вы имеете в виду? – озадаченно спросил Старовольский. – Что значит – началась?

– Ну как же, – удивился Нестеренко, – древний Херсонес, Корсунь наших летописей. Я очень хотел увидеть эти камни, да вот пока не получилось, сразу оказался у вас, на Северной. Начало христианской Руси, крещение князя Владимира. Хотя и это еще не всё. Ведь с этим городом, этим краем связано и второе рождение России – России как завершенного целого, с Новороссией, Таврией, Черным морем, флотом, тем слиянием и переплавкой, что происходили на черноморских берегах и которые из прежних хохлов и москалей сотворили русский народ нашего времени, тот, что накануне первой войны существовал не только фактически, но и официально.

– Пожалуй, так, – согласился Старовольский, который в последние недели меньше всего думал о русском народе. – У меня это, кстати, второй исторический разговор в течение двух дней. И на близкую тему. Ну а возрождение? Что вы понимаете под возрождением?

Нестеренко задумчиво покачал головой.