Подвиг "тринадцатой". Слава и трагедия подводника А. И. Маринеско

Однако Александр Иванович уже загорелся целью: найти отряд во что бы то ни стало! Поначалу рискованно часто стал поднимать перископ, а потом, что-то рассчитав, спокойно замер на излюбленном месте — на разножке возле перископа, рядом с вахтенным офицером. Потом незаметно забылся коротким тревожным сном. В тусклом свете отсечного освещения особенно заметны стали сединки, усеявшие виски тридцатидвухлетнего командира, бешено пульсирующая тоненькая жилка на шее и трепещущие порой мускулы лица. Замерли люди в отсеке. Бесшумнее, мягче, осторожнее стали выполнять свои дела, чтобы не потревожить командира. А он спустя некоторое время, будто его кто подтолкнул, открыл глаза, поднес к глазам руку со светящимся циферблатом. 21.00!

— Пора, инженер-механик!

Лодка медленно заскользила вверх.

Море было укрыто сплошной стеной тумана. Стена эта колыхалась буквально в десятке метров от лодки.

Напрасно напрягали зрение вахтенный офицер Николай Яковлевич Редкобородов, наблюдатель-сигнальщик Геннадий Зеленцов да фельдшер лейтенант медслужбы Григорий Андреевич Степаненко, выделенный в помощь им командиром. На глаза в таких условиях надеяться не приходилось. Теперь главным действующим лицом становился гидроакустик.

Иван Шнапцев, надев на голову черные колпаки телефонов, замер над шумопеленгатором. Едва, давая ход лодке, загрохотали дизели, он насторожился, затем обрадованно крикнул в переговорку:

— Пеленг — 50! Шум винтов крупного корабля!

Плотнее прижав наушники руками, акустик внимательно вслушивался в ритмичный говор винтов.

— Товарищ командир, похоже на тот, что потопили!

Слышимость была чрезвычайно слабой — значит, цель очень далека. Однако командир тут же поднялся наверх, чтобы, не прерывая идущую подзарядку аккумуляторных батарей, самому лично удостовериться, что обнаружена та самая цель, о которой предупреждал штаб флота.

Непроницаемая мгла окутывала горизонт — зги не видать. И все это время Иван Шнапцев, гидроакустик, через каждые две-три минуты докладывал о судне. Шло оно с постоянной скоростью и, как предполагал старшина, постоянным курсом. В этом убеждало моряка то, что пеленг изменялся довольно равномерно. Только вот незадача — сколько ни вглядывались вахтенный офицер и сигнальщики-наблюдатели, увидеть судно им не удавалось. То ли на нем светомаскировка была безупречной и силуэт судна терялся во мраке, то ли дистанция все еще не позволяла увидеть его напрямую. Следуя докладам гидроакустика, командир приказал лечь на курс сближения, потом еще и еще раз подвернул. Но что за наваждение: цель пряталась от глаз, хотя, судя по четкости пеленгации, была уже где-то близко.

Пролетело полчаса, час, вот уже полночь миновала. Начались новые сутки — 10 февраля. А цель, как и прежде, была только слышна.

— Огоньки, левый борт — 20! — вскрикнул вдруг сигнальщик Зеленцов. Этому докладу можно было верить, не проверяя.

Геннадий Зеленцов прошел такую школу жизни, что каждое слово тщательно взвешивал. И отвечал за каждое из них. Школа эта — сиротство с трехлетнего возраста. Хотя после смерти матери, а потом и отца, он жил у родной тетки, дом ее родным для малыша не стал. И как следствие — беспризорность, меняющиеся, как в калейдоскопе, детские дома, бегство из них. Потом, уже подростком, работал кочегаром на волжском пароходе «Айтодор». Экстерном сдал экзамены за семилетку. А вот завершить учебу в техникуме не удалось, так как был призван на военную службу. И сразу же — Великая Отечественная война.

Из учебного отряда подводного плавания Зеленцов попадает в бригаду морской пехоты. В ней после боев в Лужском укрепрайоне из шестисот моряков осталось только сорок, в том числе и раненый Геннадий. А потом пошло-поехало: госпиталь, фронт, окружение, по выходе из него — штрафбат. Затем — блокадный Ленинград, спасение сокровищ Эрмитажа. И вот он уже разведчик на Волховском фронте. Только пройдя весь этот «адов круг», попал моряк на подводную лодку «С-13». И вот напряженнейший боевой поход, где в полную меру потребовались его знания и мастерство, наблюдательность и глазомер.

— Цель, пеленг 280 градусов! — подтвердил гидроакустик.

Вглядевшись в указанное сигнальщиком направление, командир и сам заметил два постоянных белых огонька — тусклых, едва приметных. Было похоже на то, что лодка обнаружила тот самый отряд кораблей, о котором говорила радиограмма штаба флота.

— Оба — малый! — приказал Маринеско. Он учитывал, что ночная тьма резко скрадывает расстояние и можно проскочить цель, так и не успев подготовить данных для залпа.

Однако после поворота резко усилилась продольная качка, и лодка еще больше потеряла скорость. Пришлось увеличить ход до среднего… Началась настоящая погоня. Однако — вот незадача — полчаса уже гналась «тринадцатая» за огоньком, а он был по-прежнему далек, то появляясь, то скрываясь у темного горизонта. Лишь спустя минут десять, когда внезапно очистился горизонт, командир кабельтовых в двадцати на фоне темно-серых облаков увидел темные силуэты боевых кораблей. Наконец-то!