Подвиг веры. Жития святого мученика Трифона

– Ах, Евдоимка, Евдоимка! – шептал Трифон, перепрыгивая через толстые корни деревьев, протянувшиеся поперек дороги. – Никогда не смотрит себе под ноги, все время падает и расшибает нос. А тут еще эта змея!..

Когда он вбежал в сад, что рос около Евдоимкиного дома, ему навстречу вышел дядя Онисифор с коробочкой, в которой он хранил свои порошки. Дядя Онисифор пропустил Трифона и с сожалением покачал ему вслед бородой, словно хотел сказать свое обычное: «Медицина здесь бессильна!».

Трифон проскользнул в дом и потихоньку подошел к маленькой деревянной кровати, на которой лежал его друг.

Над кроватью, заломив руки, скорбно стояла мать Евдоимки – тетя Хиония. Отец Евдоимки, дядя Никандр, сидел в дальнем углу на корточках, обхватив голову руками. Их беззаботное семейное счастье в один миг было разрушено тяжким горем. Они теряли своего единственного сына, и уже никто и ничто не могло им помочь.

Трифон осторожно взял умирающего мальчика за руку. Рука была горячая, и сам Евдоимка дышал тяжело и прерывисто. Он повернул голову. На миг его глаза прояснились – он узнал Трифона.

– Трифон!.. Триша!.. – с трудом проговорил Евдоимка. – Помолись за меня, Триша… слышишь?.. Помолись… Как вчера…

Вчера… Вчера у Трифона потерялся гусь. И не просто гусь, а Ахилл – вожак стаи. Целый час они с Евдоимкой искали его повсюду и не нашли. В конце концов, окончательно потеряв надежду, Трифон остановился и от всего сердца попросил:

– Господи! Помоги нам найти Ахилла!

И что же?.. В зарослях камыша послышалось какое-то чавканье и хлюпанье, и довольный Ахилл выбрался к ним на берег. Трифон так обрадовался, что даже не стал наказывать его хворостиной.

И вот теперь Евдоимка просил, чтобы он, так же как вчера, помолился, но на этот раз – за него.

«Но ведь это – совсем другое дело! – пронеслось в голове у Трифона. – Гусь – это всего лишь гусь, пусть даже вожак стаи, а Евдоимка… Но ведь Господь – всемогущий! Для Него – что помочь найти гуся, что исцелить умирающего – легко и просто. И по сравнению с тем, что Он одним словом сотворил и небо, и землю… и вообще все вокруг…»

Тетя Хиония приблизила свое лицо к лицу Трифона. Она всматривалась в него, словно хотела проникнуть мальчику в душу и понять, правда ли то, что она о нем слышала. А говорили, что когда Трифон молился за больных – те быстро шли на поправку. Сам Трифон в это не очень верил: ведь он всего лишь маленький мальчик, и не один же он, в конце концов, за них молился! Молились и их родные, и друзья…

Но сейчас у него на глазах умирал мальчик. И этот мальчик был его лучшим другом! И он просил, чтобы Трифон…

Трифон опустился возле кровати на колени.

Можно ли описать, что происходит со святыми, когда они молятся? А ведь Трифон был действительно необычным мальчиком, и только он один из всех детей в Кампсаде, а может быть, и во всей Фригии, мог так искренно и с такой всесокрушающей верой молиться.

Он стоял на коленях рядом с Евдоимкой, а его душа легкой ласточкой улетела в невидимые небеса, в запредельную даль, прямо к престолу всемогущего Бога…

Сколько времени он молился? Может быть, минуту… А может быть, целую вечность… Ведь на «том свете» нет времени. Почти каждую ночь Трифон проводил в молитве, нисколько от этого не уставая и получая ни с чем не сравнимую радость…

Он пришел в себя оттого, что кто-то осторожно коснулся его плеча. Подняв голову, Трифон увидел тетю Хионию. Она прижала палец к губам, показывая тем самым, чтобы Трифон не шумел.

– Он спит, – тихо сказала она.

Действительно, Евдоимка спал. Он не умер – это точно, он просто спал и дышал теперь ровно и спокойно, а лицо его снова стало из молочно-белого розовым – таким, каким было всегда. Зато выражение лица тети Хионии было странным. Наверное такое лицо может быть только у человека, который пережил горе, а потом на его глазах произошло чудо, и это горе исчезло. И тогда такой человек и верит, что все кончилось благополучно, и боится радоваться, чтобы не вспугнуть счастье, которое вновь вернулось в его дом. И еще лицо тети Хионии было по-особенному светлым и умиротворенным. Словно покой и тихая радость, что переполняли сердце Трифона, коснулись и ее сердца.

– Спасибо тебе, Трифон, – также тихо сказала тетя Хиония.

А дядя Никандр ничего не сказал, только проводил Трифона до двери и сильно-сильно сжал ему на прощание руку, так что мальчик невольно вздрогнул и поморщился от боли.

* * *

День пролетел незаметно и как-то очень быстро. Перед сном Трифон не выдержал и побежал проведать Евдоимку. Он не стал стучаться в дверь, чтобы никого не потревожить, просто привстал на цыпочки и заглянул в окно. Тетя Хиония сидела, склонившись над сыном, а дядя Никандр что-то мастерил за своим рабочим столом, и успокоенный Трифон пошел домой.