Подвиг живет вечно (сборник)

— Пошли мы дальше по шоссе и вскоре снова увидели немцев. Они ехали на повозке. Как заметили нас, сразу же попытались скрыться. Мы открыли по ним огонь. Завязалась перестрелка. Трое солдат были убиты, остальные разбежались. Нам достались лошади и повозка.

Пошли обратно к школе. Когда собрались, решили, что самое удобное — это расположиться в помещении школы. Но прежде всего надо создать руководящий орган — штаб, чтобы была строгая дисциплина и все действовали по одному плану. Вот тогда мы и решили: все партизанские группы Бренны, Устрони, Скочува, Цешина объединяются в один партизанский отряд, который подчиняется партизанскому штабу. И когда начали обсуждать кандидатуры членов штаба, то все первым назвали майора и все проголосовали за то, чтобы он стал начальником штаба. А потом уже кто-то из наших предложил с этого времени объявить Бренну Партизанской республикой.

Ту первую ночь в школе я особенно запомнил. Выставили мы по всем направлениям усиленные караулы, разослали патрули. Все, кто остались, расположились в классах. Долго не могли уснуть. Непривычно как-то после бункера. Но помню, что было во мне какое-то очень хорошее чувство. Долго не спал. Все как-то не очень верилось, что мы — в селе, в школе. Что Партизанская республика… — Алойзы замолк, задумался. Все с нетерпением ожидали продолжения рассказа.

Я никогда не была на горе Лесница, но так живо представила ее крутой, лесистый склон, двухэтажное кирпичное здание школы на опушке леса, у подножия горы… Представила классы, из которых вынесены парты, а на полу на охапках соломы и сена — спящих партизан. И где-то в уголке — именно так мне увиделось — в уголке комнаты примостился возле лампы у расстеленной на полу карты мой майор… Я знаю — он и сейчас не спит. Не сможет уснуть, когда вместе с отрядом партизан вышел вот так — лицом к лицу — против ненавистного врага…

— Но ведь вокруг вас немцы! — воскликнула я, обращаясь к Алойзы, все еще находясь под впечатлением представшей в моем воображении картины. — А вас — всего горстка партизан!

— Ну не такая уж горстка! — ответил вместо Алойзы Карличек Рудицкий. — И люди в отряд все идут и идут… Тогда же, на второй день нашей республики, пришла в штаб из Устрони семья Завадов. А потом стали приходить из окрестных сел, из соседних районов целыми группами: и наши — поляки, и ваши — русские военнопленные, сбежавшие из рабочих лагерей, и украинцы, итальянцы, югославы, немцы-антифашисты — их много дезертирует сейчас из вермахта. Так что у нас — самый настоящий интернациональный отряд! И нас не так уж мало!

— Да, человек сто пятьдесят уже есть, — уточнил Василий.

— Но столько человек нужно где-то разместить. И есть им что-то надо… — Я нарочно приводила свои контрдоводы, чтобы надежнее убедиться в защищенности отряда, в его боеспособности, готовности отразить внезапное нападение гитлеровцев. Убедиться в защищенности дорогого мне человека. Любимого…

— Майор и это все продумал, — ответил Карличек Рудицкий. — По его приказу мы раскрыли немецкие продовольственные склады, взяли на учет имеющиеся там продукты. Часть оставили в резерве, часть выделили на питание отряду, а остальное раздали жителям Бренны, в первую очередь семьям погибших партизан, нашим связным и в те дома, где есть малолетние дети…

— Поваром в отряде — ваш Николай, — вставил Алойзы. — Конечно, он не один на такую армию готовит, есть у него помощники, но как в бункере, так и сейчас главный повар — Николай.

Мне очень хотелось узнать еще какие-либо подробности из жизни Партизанской республики, но уже несколько раз поглядывавший на часы Василий решительно заявил:

— Пора! А то не успеем до рассвета проскочить мост через Вислу. — Пожимая мне руку, сказал: — Говорят, что на Бараньей горе действует советская разведывательная группа. Командиром у них Миша Надежный. Майор направил партизан в тот район связаться с этой группой. Может, у них найдутся батареи. А связь сейчас так нужна! Столько сведений скопилось! Майор ужасно расстроен.

— Может, он сам выберется как-нибудь сюда? — сказала я робко.

— Как же он штаб оставит?! — Василий сурово поглядел на меня. Помолчал, пожал еще раз руку, кивнул и вслед за партизанами полез из бункера.

Яничка понимающе глянула на меня, сказала:

— Провожу их, приготовлю завтрак своим квартирантам и потом приду, ладно?

— Ладно, — ответила я тихо. У меня вроде бы как не осталось голоса. Как не стало и никакой надежды на скорую встречу с майором.

И опять в бункере темнота. Глухая и тяжелая. Я физически ощущаю ее тяжесть. И сама себе кажусь маленькой, слабой…

Но нет! Не хочу соглашаться с тем, что слабая! Возле меня — всегда рядом — моя радиостанция. Пусть она временно молчит, все равно она сейчас — мое главное дело и моя главная цель.

И стоит лишь дотронуться рукой до кармана жакета, убедиться, что револьвер на месте, как становится спокойнее на душе и не так страшно. Словно этот револьвер — живое существо и сам по себе является моей защитой…

Утром Яничка принесла мне завтрак, а к обеду — важную новость: