Подвиги бригадира Жерара. Приключения бригадира Жерара

– Хвойный лес, а в нем – снежную дорогу, – сказал

Дюрок. – О! – вдруг удивленно воскликнул он.

Я вспрыгнул на бочку и стал рядом с ним. Действительно, среди леса тянулась длинная снежная полоса; по ней, нахлестывая лошадь, бешеным галопом мчался всадник. Он становился все меньше и меньше, пока не исчез среди темных елей.

– Что это значит? – спросил Дюрок.

– Ничего хорошего для нас, – ответил я. – Возможно, он отправился за подмогой и привезет таких же разбойников, чтобы перерезать нам горло. Давайте-ка поглядим, нельзя ли как-нибудь выбраться из этой мышеловки, пока не явилась кошка.

У нас была отличная лампа – это единственное, в чем нам повезло. Она была заправлена почти доверху и могла светить до самого утра. В темноте наше положение было бы куда хуже. При ее свете мы принялись осматривать лежавшие вдоль стен ящики и тюки. Кое-где они лежали в один ряд, в углу же были навалены кучей почти до потолка.

По-видимому, мы оказались в кладовой замка: здесь было множество сыров, разных овощей, ящиков с сушеными фруктами и ряды винных бочек. Одна из них была с краном, и так как я весь день почти ничего не ел, то с удовольствием подкрепился кружкой кларета и кое-чем из съестного. Что касается Дюрока, то он не стал есть и, пылая гневом и нетерпением, шагал взад и вперед.

– Я еще поквитаюсь с ним! – время от времени восклицал он. – Этот подлец от меня не уйдет!

«Все это прекрасно, – размышлял я, сидя на большом круглом сыре и уплетая свой ужин, – но мой птенец, кажется, чересчур много думает о своих семейных делах и ни капельки о том, как выбраться из переделки, в которую я попал по его милости. В конце концов уже четырнадцать лет, как его отца нет на свете, а Этьену Жерару, самому отважному лейтенанту Великой армии, грозит опасность пасть с перерезанным горлом в начале его блестящей карьеры. Как знать, до каких высот я могу подняться, если не отправлюсь на тот свет из-за этой тайной авантюры, которая ничуть не касается ни Франции, ни императора? Надо же быть таким остолопом, – костерил я себя, – впереди у меня славная кампания и все, что только может пожелать человек, а я ввязался в эту дурацкую затею! Мало мне сражаться против четверти миллиона русских, нет, нужно еще влезать во всякие семейные распри»!

– Ну хорошо, – перебил я наконец бормочущего угрозы

Дюрока. – Можете делать с ним, что хотите, когда он будет у вас в руках. Но сейчас вопрос в том, что он хочет сделать с нами?

– Да хоть самое худшее! – воскликнул юнец. – Я в долгу перед своим отцом.

– Чистейшая глупость, – откликнулся я. – Если вы в долгу перед отцом, то я в долгу перед своей матерью, и этот долг повелевает мне выйти отсюда живым и невредимым.

Мои слова немного отрезвили его.

– Простите меня, мсье Жерар! – воскликнул он. – Я

думаю только о себе! Посоветуйте же, что делать.

– Ну что ж, – сказал я. Они нас заперли среди сыров вовсе не для сохранения нашего здоровья. Они жаждут покончить снами. Это ясно. Они рассчитывают, что никто не знает, что мы здесь, и никто не станет нас искать, если мы отсюда не выйдем. Ваши гусары знают, куда вы пошли?

– Я им ничего не сказал.

– Хм! Несомненно одно: с голоду мы здесь не умрем.

Если они замыслили убить нас, они должны войти сюда. За баррикадой из бочек мы сможем продержаться против тех пяти негодяев, что мы видели. Потому-то, наверное, они и послали гонца за подмогой.

– Мы должны выйти отсюда до его возвращения.

– Совершенно верно, если только сможем выйти вообще.

– А нельзя ли поджечь дверь? – воскликнул он.

– Ну, это легче легкого, – сказал я. – Там, в углу, несколько бочек растительного масла. Единственное, что мне не нравится, это что мы сами поджаримся, как две бараньих котлетки.

– Неужели вы не можете ничего придумать? – в отчаянии крикнул он. – Стойте, что это?

За нашим маленьким окошком послышался легкий шум, и звезды заслонила чья-то тень. В свете лампы мы увидели протянутую белую ручку. В пальцах ее что-то блестело.

– Скорей, скорей! – послышался женский голос.

Мы мгновенно вскочили на бочку.

– Они послали за казаками. Ваша жизнь под угрозой. О, я погибла, я погибла!

Мы услышали тяжелый топот, хриплое ругательство, звук удара – и звезды снова засияли в окошке. Похолодев от ужаса, мы беспомощно стояли на бочке. Через полминуты донесся сдавленный, вдруг оборвавшийся крик.

Где-то в ночной тишине хлопнула тяжелая дверь.

– Эти разбойники схватили ее! Они ее убьют! – крикнул я. Дюрок спрыгнул с бочки, издавая несвязные крики, словно умалишенный, и принялся так неистово колотить в дверь рукой, что после каждого удара оставались кровяные пятна.

– Вот ключ! – крикнул я, поднимая валявшийся на полу ключ. – Должно быть, она бросила его в последнюю секунду, когда ее оттаскивали от окна!