Подвиги бригадира Жерара; Приключения бригадира Жерара: Повести; Тень великого человека: Роман; Рассказы

— Ничего не могло быть естественнее, — сказал человек с густой бородой, сидевший направо от меня. — Ну-с, расскажите нам, пожалуйста, как продвигается дело в Англии?

— Замечательно хорошо, — ответил я.

— Согласен ли главный уполномоченный отправить послание сотлевскому отделению?

— Не на бумаге, — ответил я.

— Но он говорил о нем?

— Да, он сказал, что он с чувством живейшего удовлетворения наблюдал за его развитием, — сказал я.

— Это приятно… Это приятно… — пробежал шепот вокруг стола.

У меня кружилась голова, и я чувствовал себя больным, размышляя о безвыходности своего положения. В любое мгновение мне могли задать вопрос, который показал бы, что я такое на самом деле. Я поднялся и выпил рюмку наливки, которая стояла на столе сбоку. Живительная влага охватила мой мозг, и, садясь вновь, я чувствовал себя достаточно беспечно, чтоб наполовину быть готовым забавляться своим положением и склонным даже поиграть с моими мучителями. Впрочем, сознание мое было вполне ясно.

— Бывали ли в Бирмингеме? — спросил бородач.

— Много раз, — ответил я.

— Тогда вы, конечно, видели частную мастерскую и арсенал?

— Я бывал в них не раз.

— Я надеюсь, что полиция до сих пор ничего не подозревает? — продолжал он свой допрос.

— Совершенно, — ответил я.

— Не объясните ли вы нам, как удается держать в секрете такое большое дело?

Тут была закавыка. Но моя природная сметка и наливка, по-видимому, пришли мне на помощь.

— Такого рода сведения, — ответил я, — я не чувствую себя вправе открывать даже здесь. Скрывая их, я действую согласно указаниям главного уполномоченного.

— Вы правы, вы совершенно правы, — сказал мой первый друг, Петрохин. — Вы, конечно, хотите дать сперва отчет центральному комитету в Москве раньше, чем входить в такие подробности.

— Именно так, — ответил я, счастливый, что выбрался из затруднения.

— Мы слышали, — сказал Алексей, — что вас посылали осмотреть «Ливадию». Можете ли вы рассказать что-нибудь об этом?

— Если вы зададите вопрос, я постараюсь ответить, — сказал я отчаянно.

— Были ли сделаны какие-нибудь заказы для нас в Бирмингеме?

— Нет еще, когда я уезжал из Англии.

— Да, конечно, времени еще достаточно, — сказал бородач, — еще несколько месяцев. Дно будет деревянное или железное?

— Деревянное, — ответил я наудачу.

— Так лучше, — сказал другой голос. — А какова ширина Клайда ниже Гринока?

— Разная, — ответил я: — в среднем около восьмидесяти ярдов.

— Сколько человек она поднимает? — спросил анемичный юноша в конце стола, более подходивший для школы, чем для этого логовища убийц.

— Около трехсот, — сказал я.

— Плавучий гроб! — сказал молодой нигилист замогильным голосом.

— Кладовая на одной палубе с каютами или ниже? — спросил Петрохин.

— Ниже, — сказал я решительно, хотя едва ли нужно пояснить, что я не имел об этом ни малейшего представления.

— Скажите нам теперь, пожалуйста, — сказал Алексей, — каков был ответ германского социалиста Бауэра на прокламацию Равинского?

Здесь был мертвый узел, здесь было отмщение! Удалось ли бы мне вывернуться или нет, так и осталось нерешенным, поскольку Провидение поставило предо мною новую задачу еще тяжелее.

Скрипнула внизу дверь, и послышались быстрые приближающиеся шаги. Затем раздался громкий удар в дверь, сопровождаемый несколькими более слабыми.

— Знак общества! — сказал Петрохин. — Однако мы все здесь налицо. Кто бы это мог быть?

Дверь открылась, и в нее прошел человек, покрытый пылью и измученный путешествием, но сохранивший повелительную осанку и с лицом, полным силы в каждой черте. Он оглядел сидевших вокруг стола, внимательно приглядываясь к каждому. Движение Изумления пробежало среди присутствующих. Прибывший был, по-видимому, для всех чужим.

— Что значит это вторжение, милостивый государь? — спросил мой бородатый приятель.

— Вторжение… — сказал незнакомец. — Мне было сообщено, что меня ждут, и я надеялся на более ласковый прием от сочленов. Лично я неизвестен вам, но я осмеливаюсь думать, что мое имя пользуется некоторым уважением среди вас. Я — Густав Берже, агент из Англии, имеющий письмо от главного уполномоченного к его братьям в Сотлеве.

Если бы одна из их собственных бомб взорвалась бы среди них, она вызвала бы меньше удивления. Все глаза остановились попеременно на мне и на вновь прибывшем агенте.

— Если вы в самом деле Густав Берже, — сказал Петрохин, — то кто же этот?

— Что я — Густав Берже, эти верительные письма покажут, — сказал незнакомец, бросая на стол пакет, — кто же мог бы быть этот человек, я не знаю; но если он явился собранию под вымышленным именем, ясно, что он не должен вынести отсюда то, что он здесь узнал. Скажите мне, — прибавил он, обращаясь ко мне, — кто и что вы такое?

Я почувствовал, что час мой пробил. Мой револьвер лежал в боковом кармане. Но что он мог сделать против стольких отчаянных голов? Я нащупал, однако, его рукоятку, как утопающий хватается за соломинку, и попытался сохранить хладнокровие, оглядываясь на холодные мстительные лица, повернувшиеся ко мне.