Подвиги бригадира Жерара. Приключения бригадира Жерара (сборник)

Дорога становилась все круче, а колея – ухабистей. За все время мы встретили лишь нескольких погонщиков мулов. Окрестности казались обезлюдевшими, что было неудивительно, учитывая, что страна неоднократно переходила из рук в руки: французов, англичан и местных партизан. Серо-рыжие, словно испещренные морщинами, скалы высились одна над другой. Ущелье становилось все 'yже. Вокруг было так мрачно и уныло, что я перестал смотреть по сторонам и молча думал о своем: о женщинах, которых любил, и скакунах, которых объезжал. Как-то вдруг я отвлекся от своих мыслей, увидев, что мой спутник вынул нечто вроде шила и старательно прокалывает дырку в ремешке, на котором висела его фляжка с водой. Ремешок выскользнул из его руки, деревянная бутылка упала к моим ногам. Я нагнулся, чтобы поднять ее, как вдруг мой спутник придавил мое плечо и чем-то острым ткнул прямо в глаз.

Друзья, вы знаете, что я человек закаленный и не стану пасовать при виде опасности. Но солдату, который участвовал во всех кампаниях, начиная от Цюриха {57}и до последнего рокового дня Ватерлоо, и имеет медаль, которую хранит дома в кожаной коробочке, не стыдно признаться, что он однажды испугался. И если кто-то из вас когда-либо не справится со своими нервами, пусть вспомнит, что даже сам бригадир Жерар когда-то признался в том, что испугался. Кроме испуга при таком ужасном нападении, кроме жгучей боли, я ощутил еще внезапное отвращение: такое вы можете чувствовать, когда омерзительный тарантул воткнет в вас свое жало.

Я схватил негодяя за руки и швырнул на пол. Затем ударил тяжелыми сапогами. Он вытащил пистолет из-под сутаны, но ударом ноги я выбил его из рук у него и коленом навалился ему на грудь. Тогда впервые он ужасно закричал, а я тем временем, наполовину ослепший, пытался нащупать саблю, которую он так коварно спрятал. Моя рука уже легла на рукоять, а другой рукой я вытер кровь с лица, чтобы увидеть, где он лежит. Я уже приготовился пронзить его, но в этот момент колымага опрокинулась на бок, а сабля выскочила у меня из рук. Не успел я понять, что произошло, как дверь раскрылась и меня за ноги вытянули из дилижанса на дорогу. И хотя я поцарапался об острые камни, а меня окружали не менее тридцати разбойников, сердце мое подскочило от радости. Во время борьбы ментик, упав мне на голову, закрыл один глаз, следовательно, я мог видеть раненым глазом! Вот этот шрам показывает, что лезвие задело веко, скользнуло мимо глазного яблока, но, только когда меня выволокли из кареты, я понял, что мне не грозит окончательная потеря зрения. Священник, конечно, пытался через глаз попасть в мозг и повредил какую-то кость в голове, так что впоследствии от этой раны я страдал больше, чем от любой из полученных мной семнадцати.

Эти сукины дети вытянули меня наружу и, осыпая проклятиями, стали лупить ногами и кулаками, пока я лежал на земле. Я часто видел, что горцы обвязывают вокруг башмаков полоски ткани, но не мог себе представить, что буду благодарен судьбе за этот обычай. В конце концов, увидев кровь, струившуюся у меня из головы, и то, что я лежу без движения, они решили, что я потерял сознание. Между тем я старался сохранить их уродливые лица у себя в памяти, чтобы, когда придет время, увидеть их на виселице. Все они были здоровяками. Их головы украшали желтые платки, а за поясами торчали пистолеты. Там, где дорога делала крутой поворот, они скатили два валуна. Колесо нашей колымаги зацепилось за камень и оторвалось, а мы едва не перевернулись. Рептилия, так ловко прикинувшаяся священником и рассказывавшая душещипательные истории о матушке и прихожанах, конечно, знала о засаде и попыталась лишить меня возможности сопротивляться, когда мы оказались на месте.

Не могу передать вам их бешенство при виде его, представшего перед ними, когда его извлекли из кареты: я неплохо над ним поработал. Может быть, он заслужил большего, но и так он долго не забудет о встрече с Этьеном Жераром. Ноги его болтались в воздухе. А когда его хотели поставить на землю, он свалился, и только верхняя часть тела извивалась от ярости и боли. Тем не менее маленькие черные глазки, казавшиеся в карете ласковыми и невинными, сейчас горели, как у раненой рыси, и он не переставая плевал в мою сторону. Клянусь всем святым, когда разбойники подняли меня и потащили по горной тропе, я напряг все свои силы и призвал на помощь свою храбрость, сообразительность и находчивость. Двое позади меня несли моего врага, а я, карабкаясь по извилистой тропе, время от времени слышал его проклятия и ругань. Мы поднимались, вероятно, с час, а поскольку мне не давали покоя раненая нога, больной глаз и беспокойство по поводу того, что рана может испортить мою внешность, то едва ли припомню менее приятное путешествие. Я никогда не был скалолазом, но можете поверить мне, что можно взбираться наверх, даже испытывая боль в лодыжке, если с двух сторон от вас – бронзоволицые разбойники с обнаженными девятидюймовыми кинжалами в руках.