В этот момент распахнулось окно и смазливый молодой человек в прекрасно подогнанном мундире выглянул наружу.
– Доброе утро, Мюррей! – приветствовал он старика. – Проклятые бумаги задерживают меня. Я догоню вас.
– Отлично, Коттон. Я уже и так опоздал, поэтому поскачу галопом.
– Прикажите конюху привести коня, – приказал молодой генерал адъютанту, а старик поскакал по дороге.
Адъютант помчался к виднеющейся вдали конюшне, а через несколько минут во дворе появился ловкий английский конюх с кокардой на шляпе. Он вел под уздцы коня. Ах, друзья мои, тот, кто не видел этого коня, никогда не поймет, что такое совершенная лошадь! Конь был превосходен: рослый, широкий в кости, сильный, стройный и проворный, как олень. Жеребец был черный как ночь, без единого пятнышка. А что за шея, круп, ноги, бабки – описать невозможно! Он блестел под солнцем, как полированное черное дерево, пританцовывал на месте, легко и грациозно поднимал копыта, потряхивал гривой и нетерпеливо ржал. Никогда еще мне не приходилось видеть такого сочетания силы, красоты и грации. Я, бывало, недоумевал, как это английским гусарам удалось обскакать гвардейских егерей под Асторгой, но, увидев английских лошадей воочию, удивляться перестал.
К двери было прикреплено кольцо. Конюх привязал лошадь и вошел в дом. Я понял, что это тот самый шанс, который дарит мне судьба. Если мне удастся очутиться в седле, я окажусь в гораздо лучшей ситуации, чем в самом начале. Даже Волтижер не мог сравниться с этим замечательным скакуном. Не в моих правилах было долго думать, не принимая решения. В мгновение ока я спустился с лестницы и выбежал из конюшни. Еще через мгновение я схватил узду и вскочил в седло. Кто-то закричал за моей спиной. Что мне до этих криков? Я тронул бока коня шпорами. Жеребец подскочил так высоко, что только такой наездник, как я, мог удержаться в седле. Я отпустил поводья и позволил коню самому выбирать дорогу. Для меня не имело значения, куда скакать, лишь бы подальше от этого места. Конь помчался через виноградники. Уже через пять минут меня и моих преследователей разделяли мили. Они не могли понять, в какую сторону я ускакал. Я знал, что теперь нахожусь в безопасности. Направив коня на вершину небольшого холма, я вытащил из кармана записную книжку и стал чертить план вражеского лагеря.
Подо мной был прекрасный конь, но чертить на его спине оказалось не просто. Он навострил уши и задрожал всем телом от нетерпения. Поначалу я не мог понять причины столь странного поведения, но вскоре услышал крики «Ату ее, ату!», доносившиеся из дубовой рощи неподалеку. Крики сменились пронзительным звуком охотничьего рога. Конь словно взбесился. Его глаза загорелись. Грива встала дыбом. Он высоко подпрыгнул раз, затем – другой, неистово оскалив зубы. Карандаш отлетел в одну сторону, записная книжка – в другую. Когда я взглянул вниз, моим глазам открылось экстраординарное зрелище. Вдоль долины мчались охотники. Я не видел лисы, но собаки заливались лаем, их носы были прижаты к земле, хвосты подняты высоко вверх. Животные так тесно прижимались друг к другу, что сверху казались движущимся белым ковром с коричневыми узорами. А позади собак скакали всадники – о Боже, что за зрелище! Представьте все рода войск, которые могут быть в армии. Некоторые были одеты в охотничьи костюмы, но большинство в униформу: синие драгуны; красные драгуны; гусары в пунцовых лосинах; зеленые стрелки; артиллеристы; уланы в расшитых золотом кителях. Но преобладал все же красный цвет: офицеры пехоты скакали вслед за кавалеристами. Что за толпа – кто-то хорошо сидел в седле, кто-то хуже, но каждый летел вперед во весь опор. Младшие офицеры и генералы сшибались и теснили друг друга, пришпоривали лошадей, дергали поводья, забыв обо всем на свете, кроме одного – они жаждали крови несчастной лисицы! Что за странный народ эти англичане!
Но у меня не было времени ни любоваться охотой, ни разглядывать несущихся безумцев, потому что конь, на котором я сидел, оказался еще более безумным. Поймите, это был охотничий конь, и собачий лай для него значил то же, что для меня сигнал кавалерийской трубы ранним утром. Собачий лай привел коня в бешенство. Он снова высоко подпрыгнул, крепко зажал в зубах удила, бросился вниз с холма и помчался вслед за собаками. Я ругался, тянул на себя поводья изо всей силы, но оказался бессилен. Английский генерал ездил с трензелем
{139}. Челюсти животного казались сделанными из стали. Удержать коня было невозможно. С таким же успехом можно пытаться оттащить гренадера от бутылки. Отчаявшись, я пустил все на самотек, лишь поудобней уселся в седле. Мне оставалось приготовиться к самому худшему.