– Бедная моя Жанна, – проговорил ласково граф, – я вижу то беспокойство, которое проглядывает теперь в твоих глазах, и я понимаю тебя.
– Нет, Арман, ты ошибаешься. Но знаешь, счастье так подозрительно и беспокойно.
И при этих словах она ласково, но как-то грустно посмотрела на Армана.
– Так как, – продолжал граф, – даже и в Палермо у тебя не раз срывалось с языка одно роковое и проклятое имя.
– Андреа, – прошептала в сильном волнении молодая женщина.
– Да, Андреа. Помнишь, как я часто повторял: «Я боюсь адских замыслов этого человека». Мне кажется, что наше счастье преследует его, как угрызение совести. Боже! Если бы он знал, что мы здесь.
– Да, – прошептала графиня, – я говорила тебе это, мой милый Арман, но я была тогда в каком-то сумасшествии, забывая, как ты благороден и силен. С тобой я могу жить повсюду, не опасаясь ничего.
– Ты права, дитя мое, – ответил ей растроганный граф. – Я силен, чтобы защитить тебя, силен потому, что бог со мной и назначил меня твоим покровителем.
Жанна бросила на своего мужа взгляд глубокой надежды, доверия и любви.
– Я очень хорошо знаю, – продолжал Арман, – что Андреа принадлежит к числу тех людей, к счастью, очень редких в настоящее время, которые подняли знамя зла на нашей земле. Знаю также и то, что его адский гений долго не унимался в борьбе со мной и что эта борьба была ужасна и жестока, но, успокойся, дитя мое, наступил час, когда и этот демон осознал, что его борьба бессильна, и этот-то час наступил уже давно для Андреа, и он оставил нас в покое, не думая больше преследовать нас.
Арман вздрогнул и опять продолжал:
– На другой день после нашей свадьбы, мой дорогой ангел, я послал этому недостойному брату через Леона Роллана двести тысяч франков, приглашая его оставить Францию и уехать в Америку, где все могло Постепенно забыться и он мог раскаяться. Не знаю, озарил ли господь бог светом душу этого человека, но, по крайней мере, моя полиция, которую я вверил на время моего отсутствия Фернану Роше, эта полиция может подтвердить, что Андреа выехал из Франции и не возвращался больше назад. Кто знает, может быть, он и умер.
– Арман, – прошептала молодая женщина, – к чему делать подобные предположения?
Вместо ответа граф нежно поцеловал ее в лоб.
– Но к чему, – продолжал он, – вспоминать о старом горе. Будем жить счастливо, заботясь о своем ребенке, помогая бедным и утешая их, насколько возможно.
Коляска продолжала быстро катиться вперед и вперед, когда вдруг ямщик громко и грубо крикнул кому-то: «Берегись!»
Этот крик невольно заставил молодых супругов прекратить их разговор и посмотреть на ту личность, из-за которой это произошло.
Посередине дороги лежал неподвижно какой-то оборванный человек.
– Берегись, пошел! – повторил ямщик.
Но он не двигался, хотя передние лошади были всего в нескольких шагах от него.
Ямщик крикнул еще, но, видя, что человек не. поднимается, он остановил лошадей и сошел с козел.
– Верно, пьяный, – заметил де Кергац и, обратившись к своим лакеям, приказал одному из них посмотреть, чтобы человеку не сделали какого-нибудь зла.
Лакей соскочил с заднего сиденья и подбежал к лежавшему.
Это был нищий, весь в рубище, он был без чувств.
– Бедняга! – прошептала графиня, между тем как у ней на глазах показались слезы, – может быть, он упал от истощения и голода.
– Поскорей, Франсуа, достаньте из корзинки бутылку малаги и что-нибудь из кушанья.
Арман вышел из коляски и подбежал к нищему.
Он был почти молодой человек, хотя на его лице уже ясно отпечатались глубокие следы горя и лишений.
Граф нагнулся к нему, заглянул в его лицо и невольно вскрикнул:
– Боже! Какое ужасное сходство с Андреа!
Госпожа де Кергац подошла к нему и, взглянув на лицо лежавшего, подобно графу, не могла заглушить в себе крик удивления, смешанного с ужасом.
– Андреа! – прошептала она.
Хотя между тем было почти невероятно, чтобы сэр Вильямс – этот элегантный молодой человек – мог дойти до такого ужасного положения и бродить по дорогам в почти раздетом виде и без обуви.
Но как бы то ни было, если даже это был и он, то лицо этого человека ясно говорила, сколько он вынес страданий и горя.
А между тем, это были его черты, его рост, его волосы.
Лакеи подняли этого человека, а Арман дал ему понюхать спирту.
Многих хлопот стоило привести этого бедняка в чувство. Наконец, он вздохнул и пробормотал несколько непонятных слов.
– Было очень жарко… я был очень голоден… я не знаю, что произошло, но я упал…
Говоря таким образом, нищий бессмысленно оглядывался по сторонам.
Но вдруг он взглянул на Армана, задрожал и, сделав несколько усилий, хотел вырваться у поддерживавших его лакеев и бежать.
Но его ноги были распухшими от долгой ходьбы, и он не был в состоянии сделать даже двух шагов.
– Андреа! – вскрикнул Арман, – Андреа, ты ли это?
– Андреа? – повторил нищий глухим голосом, – зачем вы мне говорите об Андреа? Он умер. Я его не знаю. Меня зовут Жером, нищий.
И при этом все его члены дрожали. Но силы изменили ему опять, и он снова упал в обморок.