Подвиги Рокамболя, или Драмы Парижа

Эрмина вздрогнула и быстро отняла руку, которую граф держал в своих руках.

Де Шато-Мальи понял, что не следует идти далее, чтоб не потерять ее доверия. Он встал и продолжал говорить спокойно:

– Я уверен, что когда он ясно увидит бесчестность этой женщины, то постыдится самого себя, с раскаянием бросится пред вами на колени и будет просить у вас помилования.

–: Ах! Если бы ваши слова сбылись! – проговорила Эрмина с радостной улыбкой.

– Но отложим в сторону настоящее горе и поищем лучше средства защитить вас в будущем: дело идет о вашем ребенке.

Эти слова заставили Эрмину вздрогнуть.

– Состояние у вас громадное, – продолжал граф, – но тем не менее вы не должны позволять расточать его, ибо у вас есть сын.

– Вы благородный человек, – сказала Эрмина, протягивая графу руку.

– Я постараюсь доказать вам это. Ваш муж уже, быть может, будет дома, когда вы приедете. Притворитесь, что верите всему, что он будет говорить, будьте с ним кротки, ласковы, не делайте ему никаких упреков, и тогда Роше будет опять ваш.

– Но ведь он любит эту женщину, – проговорила Эрмина с отчаянием.

– Положим, что так, однако… любовь, основанная не на уважении, не может быть прочна. В самую минуту, как он узнает о всей подлости и низости этой женщины…

– Но кто же откроет ему низость этой женщины?

– Я, – с достоинством отвечал граф. – С вашей стороны нужно только мужество и решимость.

– За это я ручаюсь.

– Итак, прощайте. Я навсегда ваш неизменный друг. Скоро ли я буду иметь счастье видеть вас? – спросил он робким, дрожащим голосом.

– Да, если только это будет нужно для Фернана, – отвечала Эрмина, слегка покраснев.

Граф пожал ей руку, удержал вырывающийся из груди вздох и проводил ее до двери.

Г-жа Роше возвратилась домой еще более встревоженной, чем была накануне. Отчего же это произошло?

Она любила своего мужа, но, думая о нем, она не могла не думать о де Шато-Мальи. Эрмина доставила мужу громадное богатство, в продолжение четырех лет не переставала любить его ни на одну минуту, слепо доверялась ему во всем, а он самым бесстыдным образом променял ее на низкую, продажную женщину, которой принес в жертву семейное счастье, домашнее спокойствие и, может быть, будущность своего ребенка. Граф же, напротив, предался ей с полным самоотвержением, он сделался ее советником, другом, покровителем. Он не требовал от нее ничего и готов был страдать молча, лишь бы она была счастлива.

Известно, что, когда женщина сознает нравственное превосходство человека, она очень близка к тому, чтобы полюбить его.

Лакей Фернана стоял у подъезда и, увидев г-жу Роше, объявил, что «барин пришел домой».

Сердце Эрмины страшно забилось; но не от радости, а от страха, что муж потребует у нее отчета о ее отсутствии.

Она подошла к двери на цыпочках, едва держась – на ногах от слабости и внутреннего волнения.

Она тихо вошла в комнату и увидела блудного отца, весело играющего со своим маленьким сыном. Он улыбался и казался совершенно спокойным. Эрмине показалось, что она видит сон.

– Ах! Ты здесь, моя милая? – воскликнул Фернан, подходя к своей жене.

Эрмина с неописуемой радостью бросилась в его объятия и в один миг забыла все свои муки и подозрения.

– Ах, наконец я вижу тебя! – воскликнула она, трепеща от счастья.

– Боже мой! Что с вами, мой друг? – сказал Фернан спокойно. – Уж не думала ли ты, мой любезный друг, что я исчез с лица земли?

Слова эти привели Эрмину в недоумение; она не нашлась, что сказать, и лишь устремила нежный взгляд на своего мужа.

– Правда, – продолжал Фернан, улыбаясь, – я отлучился из дому, не предупредив вас, любезный друг, и виноват в этом, но этого уже больше не случится.

Эрмине эти слова показались искренним раскаянием.

– Обещаете мне это? – спросила она наивно.

– Обещаю, – отвечал он. – В самом деле, в эти десять дней я делал подряд две непростительные глупости: во-первых, дрался, как молодой мальчишка, которому нечего терять, во-вторых, необдуманно уехал за тридцать миль.

– Ах, – сказала она наконец, – вы проехали тридцать миль!

– Да. О, непростительное легкомыслие! Вследствие пари…

Эрмина взглянула на него испытующим взглядом и задрожала, услышав из уст своего мужа такую наглую ложь.

– Да, моя милая, – продолжал Фернан, – преглупое пари, за которое я мог поплатиться жизнью моей бедной лошади. Вообрази, я встретился с виконтом А… Ты, кажется, его знаешь, он ехал на английской призовой лошади. Он начал ее восхвалять, говоря под конец, что ни одна лошадь не может сравниться с нею. Я поспорил, и мы держали пари на двадцать пять луи. Мы поехали до Этампа. Я прискакал первый, но был совершенно разбит, так что проспал после этого тридцать часов. Вот и вся тайна моего отсутствия. Но я раскаиваюсь в этом, моя милая. По правде говоря, вы сильно беспокоились обо мне?

– Нет, – сказала Эрмина с притворным равнодушием, – ведь я получила о вас известие через человека, который привел лошадь.

– Ах, – проговорил Фернан, заметно смутясь, – вы видели его?

– Да.

– Что же он вам сказал?

– Что вы в Этампе отдали ему вашу лошадь на сохранение.

– И больше ничего?

– Больше ничего. Фернан вздохнул свободнее.