Подвиньтесь, босс!

Отпускать Катю не хочется. Ее почти истерическое состояние вызывает опасения. Надеюсь, теперь, когда узнала, что Серж выжил, она сможет прийти в себя. А утром вместе со специалистом мягко побеседуем с ней в неформальной обстановке. Возможно, у него и получится выведать чего. Да и к Сержу ее без меня все равно не пустят, а девчонка переживает.

Очень хочется верить в то, что ее чувства к моему брату правда. Как и Ленины ко мне.

Думал, отключусь, только коснусь подушки, но душа не спокойна. Что творят менты мне хорошо известно. Да и себя чувствую последним мудаком. Я не усомнился в ней! Хорош муженек!

Не могу допустить, чтобы кто-то хоть пальцем тронул мою женщину. Снова звоню юристу.

— Влад, я понимаю, что Лену не выпустят сейчас. Но ты не мог бы проследить, чтобы с ней было все нормально?

— Сделаю, — соглашается он, обещая тут же позвонить «кому надо».

Кладу трубку с полной уверенностью, что Лена не могла этого сделать. Будто молния прошибает от макушки до пят. Наконец-то чувствую себя живым. Поднимаю на уши всех, кто может помочь распутать этот клубок.

Уже рассвет, а я так и не сомкнул глаз. Стас, как и я, на телефоне, а Катя заваривает нам чай уже пятый раз. Сама она, кажется, подуспокоилась.

К приезду юриста у нас уже есть версии, которые спешим озвучить, но он не берет их в расчет, пока основательно не ознакомится с деталями. Выкладываем ему все, что знаем.

От Кати узнаю, что Лена приходила к столику, но в ее руках ничего не было, да и к Сержу она не подходила, следовательно, подсыпать в его питье ничего не могла. А кто мог?

Бармен…

Пока молчу о своем предположении, потому что в голове не увязывается, для чего ему это? Месть отвергнутого? Ну не настолько же! Да и откуда у него полкило отборной дури, чтобы подставить Лену?

Стас делится предположением, что кто-то нарочно разыграл все так, будто Катя и Серж звали ее к себе, чтобы в это время подбросить порошок в ее вещи. От музыкантов узнаем, что в этот вечер было много странностей, и самым необычным была тишина в ее гримерной, где обычно помимо Лены находились танцовщицы.

Значит, кто-то специально переселил их, чтобы беспрепятственно подбросить наркотики.

Когда я, Стас, Катя и Жорж, адвокат для Лены, спускаемся на парковку, чтобы поехать в больницу, а затем в полицию, получаю звонок от Лысого.

— Дым, забыл сказать, может надо тебе знать…

— Говори! — я останавливаюсь, предчувствуя, что узнаю что-то важное.

— Ты не сильно там пыхти, Ленка она девка видная, мужиков вокруг нее всегда много было.

Скриплю зубами, чувствуя, как закипает кровь.

— Ближе к делу! — рявкаю в трубку.

— Короче, там у служебки всегда кобели терлись, но она никогда, ты не подумай. А вчера…

Прикрываю глаза и чувствую, как каменеют ноги, а на месте позвоночника прорываются шипы. Что ж ты тянешь-то?

— Хмырь такой приходил, с охраной. Лена его как увидела, так белая как стена стала.

— Камеры установлены?

Понятно, что следователи раскрутят это дело, но я должен знать, с кем встречалась Лена. И то, что она побледнела при виде этого мужика, говорит о ее сильном волнении.

— Так в том-то и дело, что нет. Но этого клоуна ни с кем не спутаешь.

Дальше можно не говорить. При слове «клоун» возникает четкий образ того, что это был. Марк.

— Э, ты чего затих? — слышится в трубке.

— Да так, спасибо, друг! — мысленно представляю, как сжал бы Лысого на радостях.

— Ну так а следаку-то чего вещать? Нас к обеду вызвали, — нерешительно спрашивает он.

— Все вещай, дорогой! Вот прям как мне! Все вещай!

А я в свою очередь тоже сделаю все, чтобы моего дядюшку, наконец, приперли к стенке.

25

Лена

После бессонной ночи, проведенной в холодной сырой камере, оказаться в теплом светлом кабинете следователя почти счастье. Самый обычный стул кажется мягким в сравнении с нарами обезьянника. Аромат дешевого кофе из автомата приятно щекочет нос, вытравливая запах пота и дешевых духов нетрезвой девицы, сидящей по соседству.

За окном ветер колышет ветки старой березы, гудят моторы машин, кричат дети…Там жизнь…Всего одной ночи хватило, чтобы почувствовать ценность своей свободы. И это со мной еще «деликатно» общались: максимум толкнули и отпустили пару едких шуточек про мой внешний вид.

Как ни странно, я спокойна. Возможно, это трюки психики, и истерика случится позже. Но сейчас мне нравится мое состояние. Я не боюсь этих людей, смотрящих на меня как на дерьмо, мне не хочется плакать. Меня не мутит, как ночью, а сердце больше не щемит. Кажется, что я сплю, потому что в жизни так не бывает. Полное отстранение, полная тишина в голове.

Меня ни о чем не спрашивают, меня будто нет. Трое мужчин, сидящие за разными столами, лениво елозят компьютерными мышками, попивая свой кофе, и иногда перебрасываются короткими уточняющими вопросами. Лишь раз они удостоили меня своего взгляда, когда я, в своем концертном платье, абсолютно не подходящем этому месту, входила в кабинет.