Подводная уральская

Молодые уральцы в своих письмах рассказывали краснофлотцам, как с утра до вечера несут фронтовую вахту на заводах, в рудниках, в колхозах и совхозах, как изучают военное дело на пунктах всеобуча, в осоавиахимовских кружках, настойчиво готовят себя к фронту. Вот одна из таких весточек.

«Когда по Южному Уралу разнеслась весть о первой вашей победе, о потоплении фашистского транспорта, комсомольцы и молодежь нашей области на митингах и собраниях единодушно заявили:

«На славные победы экипажа лодки, носящей наше имя, мы ответим новыми трудовыми подвигами. Усилим помощь нашей Красной Армии, нашему флоту. Сейчас десятки тысяч молодых патриотов Южного Урала, выполняя свои обязательства перед фронтом, работают с удвоенной энергией, дают все больше и больше угля, металла, вооружения, боеприпасов. Мы надеемся, что подводная лодка, носящая наше имя, еще не раз порадует Урал своими боевыми успехами, своими победами».

ВЗРЫВ ЗА ВЗРЫВОМ

— А хотите послушать, что пишет нам бригадир Анна Смородина с Челябинского тракторного? — спрашивает Василий Дьячков, обходя отсеки.

Очередное письмо получено в канун похода, и Дьячков, посоветовавшись с Хрулевым, решил прочитать его по пути на боевую позицию.

Раздаются голоса:

— Слушаем.

— Да не тяни ты.

— Личное, Вася, или всем?

— Всем, — отвечает Дьячков. Он развертывает письмо и начинает, не торопясь, читать.

«Ваш адрес, дорогие герои-североморцы, я узнала от Димы Дадонова. Он ездил к вам с делегацией…»

Послышался шум: «Это тот, курносый, что выступал на митинге?». — «Да не только на митинге, но и в клубе». — «Да тише вы, не перебивайте! Читай, боцман!»

Дьячков, окинув взглядом матросов, продолжал:

«…И вот решила написать вам письмо. Очень рада была услышать, что вы вернулись из похода живыми-здоровыми, потопив гитлеровское судно. Сколько горя принесли нам фашисты! Сама я не уральская, а из Белоруссии. Около года жила в оккупации, насмотрелась всего. Кто мог носить оружие, уходили в леса партизанить. И я ушла. Деревню фашисты сожгли дотла, расстреляли всех, кто еще оставался в ней. Погибла вся наша семья: мать, бабушка, младший брат.

В бою я была ранена. Самолетом меня перевезли через линию фронта. В конце концов попала в госпиталь в Челябинск. Врачи поставили на ноги. Сейчас работаю на заводе, выпускающем оборонную продукцию.

За смену выполняю две нормы. Но вот я услышала о вашем боевом успехе и дала слово увеличить выработку еще на 50 процентов. Давайте договоримся: мы, девушки и женщины, перевыполняем задания на заводе, а вы — в далеком море. Отомстите за мою маму, бабушку и семилетнего братика Петю. Отомстите за всех, кто погиб от виселицы и пули на нашей земле!»

Закончив читать, боцман осторожно сложил треугольник и, помолчав, спросил:

— Так что же ответим?

Сжались кулаки у трюмного машиниста Николая Господченко. Семья у него — мать и сестренка — не успела эвакуироваться, осталась по ту сторону фронта. Живы ли? А, может быть, тоже…

— Ответ у нас один, — голос у Николая звучит глухо. — Будем топить фашистов.

— И по норме, и сверх нормы! — добавляет главстаршина Владимир Краснов.

— В его базах, — говорит Василий Казанцев.

За все время, пока Дьячков читал письмо, Сергей Руссков не проронил ни слова. Молчал. А кончил Василий, сказал:

— За нами, торпедистами, дело не станет!