Подводные камни культуры. Непереводимое в переводе

Мы направлялись в гостиницу и я думала о том, что англичане гораздо тяжелее переносят нарушение их «privacy» – их безусловной «частной собственности» на физическое и эмоциональное пространство. Они категорически восстают против постоянного «вмешательства» внешнего мира в их частную жизни – «That’s the trouble with the outside world – it keeps on intruding on domestic place! (J.Paxman)». Это – конфликт между английским «островным» мышлением и «континентальным»! Это – их неприкосновенность! Поэтому, их «front garden» – садик перед домом – место демонстрации их социального статуса, работа, но никогда не отдых – отдыхают они только в укромном месте за домом – «back garden» – обычно это очень уютный сад, усаженный цветами, удивительно красивый, просто райский уголок.

– Думаю, теперь Вы меня понимаете, – сказал Дэвид. А кстати, как насчет гостиницы? Вы можете проводить меня в номер и закрыть за собой дверь? Как в купе? Это не будет вызовом?

– Наверное, можно отнестись к этому по-разному, хотя правильнее будет все обсудить на нейтральной территории, – ответила я.

Дэвид улыбнулся, уже успев остыть.

– Только одна просьба. Я бы хотел немного отдохнуть. Две ночи без сна. И поехать на рудник после обеда, если можно… Спасибо.

А я подумала, что кроме толерантности еще очень важно иметь «социальную» чуткость или просто человеческую чуткость.

В аптеке

Тереза уже почти вполне освоилась со всеми «премудростями» жизни в Апатитах и чувствовала себя здесь очень комфортно.

Полгода назад она приехала к нам из штата Техас по линии культурного обмена для знакомства и обмена опытом между врачами и медсестрами, так как сама была медик по образованию и работала в операционном блоке. Здесь же она довольно регулярно встречалась с учителями, преподавателями нашего вуза, студентами и всеми, кто хотел с ней встретиться – общения было очень много, все хотели видеть ее, говорить с ней. Она восхищалась, видя, например, в каких условиях работают медсестры – сами крутят тампоны для операционной, кипятят шприцы (тогда еще не было одноразовых) и т.д. «Вы – великая нация, – говорила она, – у нас бы все это закончилось стрессами. Например, сейчас у нас существует национальная программа по чрезвычайным обстоятельствам – готовят специальные группы психологов, врачей, медсестер на случай сбоя работы компьютеров». Это было незадолго до 2000 года и Америка не исключала возможность того, что компьютеры сработают по «нулям» при переходе на 2000 год, как рассказывала нам Тереза. И тогда половина нации оказалась бы совершенно беспомощной, так как американцы даже не в состоянии представить себе, что можно постирать белье руками или крутить вручную тампоны, не говоря уже о более серьезных вещах. Была даже разработана национальная программа экстренной помощи на случай форс-мажорных обстоятельств. Клиники готовились к принятию большого количества пациентов (но, к счастью, все обошлось).

Русские же всегда находили какой-то выход даже в трудное время. И при этом никто не унывал. И Терезе все это очень нравилось – все эти искренние, теплые отношения, все это сердечное общение; ее слушали, о ней заботились. И это очень ее трогало, это было то, чего ей катастрофически не хватало дома!

«Это просто удивительно, отношения русских между собой!», – говорила она. – «Я могу зайти к кому-то на пару минут и просидеть на кухне целых 4 часа! (русская кухня – часто совершенно особенное и, можно сказать, самое вожделенное «пространство» для иностранцев – здесь можно говорить о политике, экономике, искусстве, обсуждать нравственные проблемы и т.д. Потому что, все-таки, мы, русские, скорее, не просто educated– получившие профессиональное образование, мы – еще и cultured, еще и в культуре разбираемся, любим ее, – русская интеллигенция!). – «И подумать только, – продолжала Тереза, – даже дома, даже самые близкие друзья не станут меня слушать больше пяти минут! Даже если мы не видимся несколько месяцев (я часто уезжаю из Техаса, потому что наша операционная команда выезжает на плановые операции в другие штаты, у нас совсем другая специфика работы), мои друзья и близкие уже через несколько минут начинают смотреть на часы!. – «Ради Бога, извини, мы спешим…» («I can go away, spend six months in the jungle, come back and walk into the room, and people won’t ask a single question about where I’ve been or what I‘ve been doing. They’ll just say, «Lovely to see you»).Может быть это – их частное неприкосновенное право на безразличное отношение к другим (privacy of indifference) как пишет об этом Джереми Паксман?