Подводные камни (СИ)

- Собор! - саркастически усмехнулся инженер. - Я так и знал!.. Открою вам секрет, Семен. На Архиерейской площади находится красивый дом с башнями - один из новых символов Петербургской стороны. Будете в нашем городе - обязательно съездите посмотреть.

Дмитрий победно откинулся на спинку стула и удовлетворенно произнес:

- У меня больше нет вопросов к задержанному.

Ловицкий выключил диктофон. Когер посмотрел пронзительным взглядом на Шестакова.

- Хорошо. Уведите задержанного, - распорядился полковник. - Герр майор, проводите подозреваемого к выходу.

Когда Ловицкий выполнил поручение Когера, он вернулся в кабинет своего начальника. Полковник задумчиво прохаживался по комнате. Майор не решался первым заговорить с Когером, но любопытство пересилило его.

- Что скажете, герр полковник? О чем говорили эти русские? - поинтересовался Ловицкий.

- У этого шпиона неважная легенда. Говорит, что родился в Петербурге, а географию города не знает. Мурзовский его быстро раскусил, - объяснил Когер.

- Что нам теперь делать?

- Я не верю этому Шестакову.

- Неужели всему виной разговор с Мурзовским?

- Я вас понимаю, герр майор. Если представить Мурзовского кротом, получается очень красивая картинка, простая и понятная. Но если присмотреться к ней внимательнее, наружу вылезает множество шероховатостей, из-за которых она начинает рассыпаться. Вот скажите, герр майор, почему мы решили, что Шестаков и Коваль - русские шпионы?

- Они сами об этом сказали, - развел руками Ловицкий.

- Именно! И это единственное, на чем основаны наши обвинения, - заметил полковник.

- А как же улики? - удивился майор.

- Судите сами. Что мы имеем? Уголок от донесения с непонятным окончанием слова, то ли "лечу", то ли "мечу". Появление этих слов в тексте донесения крайне маловероятно. Чертежи подводной лодки прошли через множество рук, прежде чем попали к Шестакову. То, что их передал Мурзовский, - тоже наше предположение, вытекающее из его национальности. Допустим, Мурзовский - крот, которого мы ищем. Но у него узкая специализация, он редко бывает в Морской секции. Мурзовский мог поделиться чертежами подводной лодки, но ведь наш крот промышляет гораздо более интересными документами. Сомневаюсь, что обычный инженер мог получить к ним доступ.

- Это верно, - с досадой проговорил Ловицкий.

- Все, что у нас есть, - это показания Шестакова. А показания - вещь крайне ненадежная, - продолжал Когер. - В конце концов, их можно добыть силой. Мы не можем выдвигать обвинения против России только лишь на основании показаний задержанных нами шпионов. А дело ведь очень серьезное. Речь идет не только о намеренно уничтоженной подводной лодке, но и о двадцати двух погибших моряках. Представляете, какой это будет международный скандал? Его Величество, - кивнул он на портрет императора Франца II, висевший над столом, - будет в ярости. Я уже не говорю о том, что Союзу трех императоров придет конец, - это не так важно. Проблема в том, что эта диверсия на подводной лодке может послужить предлогом для войны с Россией. А у нас в стране найдутся люди, которые только об этом и мечтают...

- Хётцендорф?

- Да, он главный в этом списке. Так что мы не имеем права рисковать, - заключил полковник.

- Значит, одних показаний мало?

- Если бы еще показания Шестакова выглядели убедительно, так ведь и здесь хватает неясностей. Чего стоит одна история с радиоминой. Я спрашивал у специалистов, они говорят, что теоретически это возможно, подобные разработки имеются, но еще никто их не испытывал.

- Вот они и испытали радиомину на вражеской подводной лодке, - предположил Ловицкий.

- Но ведь это не испытания, а спланированная диверсия, - возразил Когер. - Испытания могут окончиться неудачей, а диверсия обязана завершиться успехом. Слишком много стоит на кону.

- Мутная история, - вздохнул майор.

- Да, Шестаков явно что-то скрывает! Биографию он себе сочинил, может, он и в Петербурге ни разу не был. Возможно, Шестаков и вовсе не русский шпион, и подводную лодку взрывал не он. Тогда зачем он себя оговорил? Не из страха же, - недоумевал полковник.

- Вы считаете, что Шестаков разыграл перед нами спектакль, когда мы его задерживали? - спросил Ловицкий.

- А вы не заметили в тот день ничего странного? - поинтересовался Когер. - Подумайте.

- В самом деле, в тот вечер меня кое-что смутило, - помолчав, ответил майор. - Стоило мне немного пригрозить Шестакову, как он тут же начал давать показания. Даже обычный человек мог проигнорировать мои слова, а Шестаков сразу же сдался. Это совсем не похоже на шпиона. Но истерику он сыграл бесподобно, надо отдать ему должное.

- Что-нибудь еще?

Ловицкий напряженно вспоминал вечер в доме с кобрами, стрельбу, горевшие в камине листы донесения, обнаруженные на столе чертежи...

- Да! - воскликнул майор. - Почему я раньше этого не заметил? Они сожгли донесение в камине, а чертежи подводной лодки спокойно оставили на столе. Откуда такая странная избирательность? И это притом, что у них было достаточно времени, чтобы уничтожить чертежи.