Подводные камни

— Нет, не плохо, а хорошо, — столь же вкрадчиво ответил Михаил. — Я же не возражаю, мне приятно, что вы обратили на меня внимание. Быть в компании такой красивой девушки, как вы, Марина, для любого мужчины большое счастье. И спасибо за то, что не убили меня тем рулоном в гараже, никогда не забуду этот случай. Да я сам виноват, не надо извиняться!

Они от души рассмеялись — в этот момент о лобовое стекло машины что-то ударило и по нему растеклось пятно птичьего помета.

— Вот, сволочи! Говорят же не кормить ворон и голубей в городе! Сердобольные старушки, сам видел, ходят и рассыпают бедным птичкам еду целыми кастрюлями, — возмутился Волков. — И вот к чему это приводит. Только машину вчера помыл!

— Не расстраивайтесь, Михаил, это всего лишь птицы, — Марина погладила его руку. — Не волнуйтесь, волноваться вредно для здоровья.

Волков просто растаял. Знаки внимания со стороны Марины он воспринимал как что-то сверхъестественное, дар богов. Еще тогда, когда он осмелился пригласить ее в сауну, он понял, что Марина — женщина с большой буквы. Он так ей об этом и заявил. Екатерина хоть и была недурна собой, но разница в возрасте делала свое дело. И еще у Марины была одна способность: все свои недостатки она легко превращала в достоинства. Волков наверняка подумывал о том, что спроси он Марину о его отношении к нему напрямую — и она смутится, будет оправдываться. А она лишь подтвердила его догадки.

Мужчины любят, когда они выглядят умными и смекалистыми, и не терпят обратного. Марина, несмотря на отсутствие всякого образования, была умнее Михаила. Но этого заметно не было и опять-таки потому, что она была умнее его и не выставляла свои способности напоказ, не давала им ходу. Только в самых ответственных случаях она действовала по уму и говорила так, как будто давно все предвидела и просчитывала, хотя это далеко не так.

Марина и Волков сидели в машине впереди и просто смотрели друг на друга. Увидев их, многие посчитали бы, что это влюбленные, за разницу в возрасте нынче не принято осуждать. Но у него были свои мотивы к отношениям, у нее свои. И это давало им возможность делать то, что они делали.

— Кстати, мы приехали, если вы не заметили, — Волков вытащил ключи из замка зажигания. — Это хорошее место, вам должно здесь понравиться. Если нет, то предлагайте свое, поедем туда.

Но даже если бы Марине действительно не нравился тот ресторан, куда ее привез Волков, она вряд ли бы об этом даже заикнулась. Это не Виталик, которого она пилила за то, что блинчики с икрой в «Астории» какие-то не такие, хотя в действительности на вкус они были просто отменными. Марина улыбалась, поддерживала разговор, и за всем этим к ней приходило осознание причастности. Причастности к Волкову, к его настроению, его идеям, суждениям, взглядам, наконец, к его невозмутимому и позитивному взгляду на вещи.

«Неужели я действительно влюбляюсь? — внутренне Марина почти ругала себя, терзала расспросами, мучилась сомнениями. — Нет, этого я не планировала, этого просто не может быть. У меня никогда этого не было и сейчас не должно. Все слишком далеко зашло. Иначе из этой истории я никогда не выпутаюсь и не смогу жить без оглядки на всех и в свое удовольствие. Нет, я не влюбляюсь, это все Вика, она подкинула мне эту идею. Спасибо, подруга, за головную боль. Не удивляйся, если тебе сейчас икается».

Вике нисколько не искалась. Она взяла в тот день выходной и проводила его за чтением дешевого любовного романа, растянувшись на старом покрывале на траве в сквере у дома. Ребенок был на даче у бабушки, и Вика могла за баночкой джин-тоника вдоволь помечтать о сладкой жизни и прекрасном принце.

А Марина больше не мечтала о сладкой жизни. С этой самой минуты и секунды она ею жила. Жила вместе с Волковым, который был от нее без ума. Это было похоже на помешательство, они даже вышли потанцевать — аккордеонист в ресторане наигрывал какой-то простенький приставучий вальс.

— Марина, вы прекрасно танцуете! Станцуем еще, ну, пожалуйста! Я попрошу сыграть нам что-нибудь еще.

Волков подозвал аккордеониста, о чем-то с ним пошептался, вложил ему в руку сложенную купюру и поблагодарил. Аккордеонист поклонился и заиграл «Рио-риту», а затем «Брызги шампанского». Марина минут на десять забыла, кто она, кто он, зачем она с ним и как собирается поступить. Если бы ее спросили о том, счастлива ли она, она, не задумываясь, ответила бы, что да, очень счастлива. Такой же ответ дал бы он.

Аккордеонист доиграл, поклонился и удалился. Марина и Волков долго хлопали ему и кричали: «Браво!». Счастье ушло вместе с музыкой, легкой и почти волшебной, и осталось просто хорошее настроение, прекрасные воспоминания и мозоль на большом пальце левой ноги у Марины. Все же, как ни хороши были туфли, а для кружения в вальсе оказались явно не приспособлены.

— Можно теперь я задам вам очень личный вопрос? — спросила Марина, когда они возвращались к столику, и сразу же, не дожидаясь разрешения, продолжила. — Откуда у вас эти пятна на шее? Сейчас я их как следует рассмотрела. Как будто отпечаток чьей-то руки.