Подводный фронт

Докладывая в базе о случившемся, Видяев, мужественный, сильный, никогда не унывающий Видяев, не сдержавшись, заплакал. Это была первая и единственная слабость, которую он позволил себе. А там, в море, перед лицом смертельной опасности, Федор Алексеевич держался просто молодцом. До последнего момента делал все возможное, чтобы спасти свой корабль, а когда получил приказание покинуть его, сделал это, как и подобает командиру, последним.

Самых высоких оценок были достойны и другие моряки погибшей лодки. Отлично показал себя, к примеру, помощник командира капитан-лейтенант А. М. Каутский. Он как раз был одним из тех, кто предложил и реализовал необычную идею: использовать брезентовый парус для того, чтобы уйти подальше в сторону моря.

Умело поддерживал моральный дух в экипаже военком политрук Н. Г. Афанасьев. Он постоянно находился на тех участках, где было в данный момент труднее всего, словом и личным примером воодушевлял людей.

И они показывали образцы мужества и самоотверженности. Особенно напряженно пришлось действовать тем, кто находился в кормовом отсеке. Когда лодка подорвалась на мине, сюда из поврежденных торпедных аппаратов и через трещины в корпусе хлынула вода. Краснофлотцы В. С. Качура, И. А. Жаворонков, П. И. Февралев, А. П. Новиков, П. Н. Сизмин под руководством старшины 1-й статьи К. Н. Дряпикова, задраив переборочную дверь, изолировали свой отсек и повели борьбу за живучесть, чем, по сути, спасли весь экипаж.

Всех их, как и особо отличившихся моряков с «К-22», мы представили к награждению орденами и медалями.

Горечь потерь

Вначале мая установились настоящие весенние солнечные деньки. Как-то сразу осел и почернел снежный покров на сопках, а во многих местах и вовсе сошел, оголив серые гранитные валуны. На низкорослых, комлистых деревцах набухли почки, а под деревцами кое-где пробилась к свету слабенькая нежно-зеленая травка. Так уж устроена человеческая душа: она радуется наступлению весны, ждет, что именно в эту пору произойдет что-то значительное, какие-то перемены к лучшему. Однако первая военная весна оказалась для нас горькой, и осталась она в памяти порой тревог и печали. В эти весенние месяцы мы потеряли сразу же две лодки, два экипажа, больше ста боевых товарищей.

В конце апреля не вернулась из похода «Щ-401». Боль утраты для меня лично усугублялась еще и чувством личной вины за нее. Дело в том, что накануне командир «щуки» капитан-лейтенант Аркадий Ефимович Моисеев из района боевых действий донес о двух успешных атаках. При этом сообщалось, что были израсходованы все носовые торпеды. Остались только две торпеды в кормовых аппаратах. По данному докладу нами не было принято какого-либо конкретного решения — «щуку» можно было отзывать в базу, а можно было и не отзывать. Исходя из общей обстановки последнее вроде казалось резонным: ведь ожидались новые конвои врага. Но тут, однако, не следовало подходить сугубо практически. Управляя за сотни миль лодками, крайне важно было учитывать и психологический фактор. Положа руку на сердце, скажу: никто лучше меня не мог знать особенности характера, психологии командиров лодок. И я, прекрасно зная Моисеева, должен был понять, что его доклад об израсходованных торпедах — это не просто доклад для сведения. Это своего рода просьба отозвать лодку в базу. Иной командир мог попросить об этом напрямую, а самолюбивый Моисеев не мог. Я, именно я, должен был понять, что на лодке что-то неладно, почувствовать состояние командира и поставить вопрос перед командующим о возвращении «Щ-401» в базу. Увы, какие-то хлопоты отвлекли, не дали как следует вдуматься в текст радиограммы. Больше «щука» на связь не вышла.

Обстоятельства гибели «Щ-401» остались неизвестными. И никто за нее меня никогда не упрекнул. Но ощущение личной вины, осталось на всю жизнь: мог ведь предотвратить горькую потерю, мог, но не сделал этого… Быть может, мысли об этом тем горше, что гибель «Щ-401» как бы потянула за собой и еще одну беду — гибель «К-23», на которой вышел в боевой поход замечательный подводник и мой дорогой товарищ Магомет Гаджиев.

Те дни и часы, когда мы с тревогами и надеждами ждали вестей с «катюши», впечатались в память с удивительной четкостью. Помнится буквально все, до малейших деталей, до часов и минут…