Подводный фронт

Многие зловещие приметы войны, обозначавшиеся на политическом горизонте, заставляли приходить к такому выводу. Естественно, это не могло не учитываться при организации боевой подготовки. Еще в апреле 1941 года на Северном флоте была проведена оперативная игра, в ходе которой уточнялись и проверялись расчетами наиболее целесообразные методы действий на коммуникациях противника на случай нападения на нас гитлеровской Германии. При этом штабом бригады подплава, который возглавлял капитан 3 ранга М. П. Августинович, были заблаговременно разработаны необходимые учебно-боевые документы: боевой приказ, боевая инструкция, примерные схемы районов боевого патрулирования и маршрутов переходов лодок к ним.

Уже в первых числах июня стало ясно, что предусмотрительность эта вовсе не лишняя. Над границей советских территориальных вод, вдоль полуострова Рыбачий, вплоть до Белого моря начали систематически появляться немецкие самолеты-разведчики. 17 июня фашистский Ме-110 на бреющем полете нагло прошел прямо над Екатерининской гаванью, над Полярным. В последующие дни это повторялось неоднократно. А однажды фашистский самолет даже полоснул пулеметной очередью по окнам штаба флота, по группе ребятишек, бежавших через мост из школы.

Что происходит? Сколько раз спрашивали меня об этом мои подчиненные. Я пытался уточнить обстановку у командующего флотом контр-адмирала А. Г. Головко. Командующий делал запросы в Москву, а оттуда шли ответы: «Сохраняйте бдительность, но не поддавайтесь панике, это очередная провокация».

Но трудно было поверить и еще труднее убедить людей, что это всего лишь провокация. Находясь в Полярном, недалеко от границы, нельзя было не почувствовать, что война не где-то за горами, а здесь, рядом — за этими полярными сопками.

19 июня, понимая всю сложность обстановки, командующий флотом отдал приказание о незамедлительном повышении оперативной готовности всех соединений, частей и кораблей флота.[1] Выходы в море на боевую подготовку прекратились. Экипажи проверяли вооружение и технику, пополняли запасы топлива, продовольствия, грубили торпеды и снаряды. В этих хлопотах прошло 20 июня, утро 21-го.

Днем 21 июня позвонил комфлота. Выслушал мой доклад о том, что делается в соединении, уточнил некоторые детали, а потом вдруг озадачил вопросом:

— Вы оперетту любите?

Растерянно молчу: шутка, что ли? Нет, голос Арсения Григорьевича предельно строг:

— Вот что, прошу вас вечером быть в Доме флота. Форма — в тужурках…

По дороге в Дом флота вспоминаю, что давным-давно уже шла речь о приезде в Полярный московских артистов. Моряки очень ждали этого, безусловно, неординарного события в нашей жизни. Но до того ли теперь? Почему не отменили гастроли?

Только прибыв в Дом флота и увидев А. Г. Головко и члена Военного совета флота дивизионного комиссара А. А. Николаева, оживленно беседующих о чем-то в кругу моряков, я понял правильность такого решения. Людям нужна была разрядка в это тревожное предгрозовое время.

Ставили «Периколу». Столичные артисты играли хорошо, но мои мысли были далеки от спектакля. Два неумолимых вопроса беспрестанно сверлили мозг: «Неужели?», «Когда?».

После спектакля Головко, Николаев и мы, командиры соединений, зашли в кабинет начальника Дома флота, где оставляли головные уборы. Зазвонил телефон. Головко снял трубку и после короткого разговора вдруг сказал нам:

— Давайте, товарищи, зайдем в штаб. Выпьем чайку. Есть новости.

В кабинете командующего вестовой и впрямь поставил перед каждым из присутствовавших по стакану крепкого чая. Но никто к нему и не притронулся.

А. Г. Головко огласил радиограмму, полученную из Москвы, в которой говорилось, что немецко-фашистское командование стянуло войска к нашей границе и вторжение их на территорию СССР может произойти в ближайшие часы.

— Товарищи! — сказал командующий. — Нарком требует от нас повышения оперативной готовности флота. Мы уже сделали важные шаги в этом направлении и, думаю, не будем останавливаться на полпути.

— Начальник штаба, — обратился он к контр-адмиралу С. Г. Кучерову, — приказываю: Северному флоту перейти на оперативную готовность номер один.

Не успев переодеться, прямо в тужурке, я отправился в свой штаб. Ряжевый причал в самом конце Екатерининской гавани, где всегда стояли подводные лодки, стал теперь пустеть на глазах. Лодки одна за другой расходились по окрестным губам — так на Севере называют узкие, длинные бухты.

Всего в нашей бригаде насчитывалось полтора десятка лодок: две большие типа К, или, как их называли моряки, «катюши», шесть «щук», одна лодка серии «Декабрист» и шесть «малюток»[2] Но непосредственно в базе мы решили держать теперь не более двух боевых единиц. Лодки должны были приходить сюда поочередно, чтобы снять все лишнее, что может помешать в бою, получить недостающее вооружение и боезапас.

Вскоре бригада подплава фактически была полностью отмобилизована и находилась в боевой готовности номер один.

Через несколько часов гитлеровцы начали бомбить Полярный, и Головко, стараясь говорить спокойно, сообщил по телефону: