Подводный фронт

Лунин не нарушил слова. Характерной чертой его командирского почерка стала неуемная настойчивость: если уж он обнаружит цель, то непременно атакует ее, и всегда успешно.

Первые походы многому научили и других командиров, другие экипажи. Обогатили они определенным опытом и меня как командира бригады, и штаб соединения. У нас появился пусть еще не очень богатый, но весьма поучительный материал для анализа приемов и способов ведения боевых действий на вражеских коммуникациях. Инструктируя командиров, я уже мог опираться на конкретные данные, конкретный опыт. Скажем, ставя задачу командиру «Щ-402» старшему лейтенанту Н. Г. Столбову на уничтожение судов противника в районе Порсангер-фьорда, я имел уже перед собой кальку маневрирования подводной лодки «Д-3», которая незадолго до этого вернулась из того же района.

Вместе со Столбовым мы долго изучали всю боевую документацию по походу «Д-3», старались понять, почему же неэффективным оказался произведенный ею поиск противника. Вывод напрашивался сам собой: нельзя ограничиваться пассивным ожиданием вражеских кораблей и судов в одном каком-то месте. Искать их надо более активно.

— Судя по всему, — сказал я Столбову, — враг пока не очень-то заботится о противолодочной обороне своих баз.

Он понял с полуслова. Надо было видеть, как загорелись глаза командира. Дерзкое дело ему было по душе.

— Прошу разрешения, если представится возможность, попробовать прорваться на рейд Хоннингсвог, — попросил он.

И я охотно дал «добро».

Столбов блестяще осуществил свое намерение. Через четыре дня после выхода из базы, 14 июля, с «Щ-402» поступило сообщение об успешной атаке вражеского транспорта.

Разве забудешь этот день? Я все утро провел на причале, проверяя вместе со специалистами штаба готовность очередных подводных лодок к выходу в море. Вдруг видим: по тропинке, ведущей от командного пункта, бежит, отчаянно размахивая руками, оперативный дежурный. Екнуло сердце: что-то случилось! Дежурный, не в силах сдержаться, закричал что-то с полдороги. Что? Столбов… Хоннингсвог… Транспорт… И грянуло вдруг «ура». Все, кто были на причале, радовались, как дети, подбрасывали в воздух пилотки. Боевой счет открыт! Сказали наконец свое слово и мы, подводники!

В туннеле подземного склада, где временно размещался командный пункт, имели право находиться не многие. Но по случаю радостного известия было сделано исключение. В мрачноватом подземелье, которое теперь, казалось, стало светлее от улыбок, собралось немало людей. Всем не терпелось узнать подробности первой победы. Подробности, впрочем, были скупыми. Столбов передал в радиограмме, что, прорвавшись в порт Хонниигсвог, обнаружил стоящий на якоре транспорт водоизмещением около 3 тысяч тонн. Удар нанес с короткой дистанции двумя торпедами. Через полторы минуты весь экипаж отчетливо слышал два взрыва.

Вот, собственно, и все. Но и эти скупые данные вызвали бурные обсуждения, которые не утихали до позднего вечера. А где-то за полночь пришло еще одно столь же радостное известие. Поступила радиограмма с борта «Щ-401». Эта лодка вышла в море уже во второй раз. После первого выхода комдив Колышкин дал, так сказать, «визу» ее командиру Моисееву на самостоятельный боевой поход. И вот, впервые действуя на вражеских коммуникациях без старшего на борту, молодой командир проявил себя с самой лучшей стороны.

«Щ-401» встретила в море два фашистских тральщика, которые шли противолодочным зигзагом. Моисеев хорошо разобрался в обстановке, умело вывел лодку в атаку на ближайший из них. Торпедный удар с дистанции 8 кабельтовых был точен. Это была первая удачная атака вражеского корабля на ходу.

Практически в один день отличились экипажи двух «щук». В один день, 24 июля, они и возвращались в родную базу. В этот раз о торжественной встрече лодок заботиться не было нужды. Она получилась сама собой.

Гремели из репродукторов, словно в праздничный день, торжественные марши. Девушки-связистки с флотского радиоцентра, что располагался по соседству с нашим соединением, собрали огромные букеты иван-чая…

И вот подводники сходят на пирс. Уставшие, с многодневной щетиной на щеках, но безмерно счастливые, гордые сознанием выполненного долга.

Николай Гурьевич Столбов, крепко сложенный, коренастый, с крупными чертами лица и открытым лбом, с чисто флотским щегольством прошагал по пирсу, туда, где стоял командующий, лихо доложил ему о походе… А вот Аркадий Ефимович Моисеев в той же ситуации держался совсем иначе. Он явно смущен, что оказался в центре внимания. Скромняга по натуре, он и докладывал о своей победе с волнением, даже чуть запинаясь.

— Ну-ну, — добродушно засмеялся Головко, — в бою-то вы не робели! — И крепко обнял Моисеева.