Упоминания о ратных трубачах и барабанщиках мы находим и во многих древнерусских летописях. В том числе и в «Слове о полку Игореве».
Настоящий расцвет военно-оркестрового дела пришелся на петровскую эпоху. По указу императора в каждом полку велено было иметь свой оркестр, причем, музыкантам предписывалось еще и готовить солдатских детей: свою смену.
«Музыка в бою нужна и полезна, – писал Суворов. – Музыка удваивает, утраивает армию. С распущенными знаменами и громогласной музыкой взял я Измаил».
Менялась тактика и стратегия. С каждым новым столетием люди учились убивать друг друга все более изощренно. На смену пращам приходили мортиры, на смену мортирам – ракетная артиллерия, и только в одной области ничего нового придумать человечество не сумело. Лучше оркестра ничто не может поднять воинский дух, воодушевить, придать солдатам силы.
Вспоминаю рассказ генерала КГБ Леонида Иванова[175]. Во время войны он служил уполномоченным военной контрразведки. В мае 1942-го под Керчью его батальон попал в котел.
– Поднялась дикая паника. Все устремились к Керченскому проливу – там было единственное спасение. А фашист прижимает: идет на нас, его уже видно. Кто стреляется, кто петлицы срывает, кто партбилет выбрасывает. Я и сам, грешным делом, решил, что пришла моя смерть. В плен попадать нам было нельзя. Нашел валун поприземистей, присел. Достал уже пистолет… И вдруг – какой-то моряк. Видно, выпивши. «Братцы, – орет. – Отгоним гадов!». Никто бы на это и внимание не обратил, но откуда-то, точно в сказке, зазвучал «Интернационал». Это прямо под огнем играл военный духовой оркестр.
– Откуда только силы взялись? Но люди подняли головы. Здоровые, раненые – бросились в атаку, и отбросили немцев на 5-6 километров. Выходит, своей жизнью я обязан этим музыкантам…
Да разве один только Иванов?
Нарком Ягода – щуплый человечек с холеной щеточкой усов – с юности был неравнодушен ко всему изящному. Сын рыбинского печатника-гравера, сам он, по понятным причинам, от тонких материй был весьма далек, но, взобравшись на пьедестал власти, никогда не упускал случая прикоснуться к прекрасному. Покровительствовал писателям. Посещал художественные выставки и оперу. Даже увлекся собиранием курительных трубок и нумизматикой, а у себя дома, в шикарной квартире по Милютинскому переулку, пользовался исключительно антикварной посудой.
Ягода первым из всех водителей Лубянки понял, как важно поставить на службу госбезопасности писателей и музыкантов.
Чего греха таить: ведомство его в народе особо не жаловали – еще с тех пор, как прокатился колесом по России жестокий красный террор. Но для того, чтобы гремело ОГПУ на всю страну, недостаточно одного только всенародного страха. Да, Лубянка обязана вселять ужас, только ужас этот должен быть в то же время привлекательным. Этакий рыцарский орден, куда есть вход только посвященным. Всемогущий, таинственный и потому манящий.
Лучшие инженеры человеческих душ слагали оды о чекистском труде. В начале 30-х Ягода организовал небывалую акцию: устроил для группы писателей затяжную экскурсию по Беломорско-Балтийскому каналу, где проходили «перековку» вчерашние уголовники, кулаки и вредители. Итогом этой поездки стал богато оформленный альбом «Канал им. Сталина». Его писали лучшие перья страны, кумиры интеллигенции – М. Зощенко, А. Толстой, В. Катаев, В. Инбер. (Правда, тремя годами позже книгу эту в срочном порядке пришлось изымать из библиотек: и Ягода, и все без исключения воспетые в ней чекисты сами оказались преступниками.)
Ведущие деятели искусства соревнуются в верноподданстве: Е. Шварц («ОГПУ – смелый, умный и упрямый мастер»), Ильф и Петров («замечательный стиль работы чекистов»), Л. Кассиль, Кукрыниксы. Некоторые сочиняют даже стихи. Например, Бруно Ясенский, автор знаменитого романа «Человек меняет кожу»:
Другой писатель – Александр Авдеенко – который тоже решил написать о «перековке», удостоился еще больших почестей. Ягода лично распорядился переодеть его в чекистскую форму и отправил инкогнито в лагерь: чтобы лучше войти в тему.
И первый в стране центральный стадион – «Динамо» – построили тоже по указанию Ягоды…
Трудно представить, чтобы всесильный нарком не знал о том, что в его империи действует профессиональный оркестр. Хотя документов на сей счет и не сохранилось, мы почти уверены, что Ягода слышал имя Агапкина. Недаром за один только 1932 год Агапкина награждают двумя именными часами и серебряным портсигаром (формально председателем ОГПУ числился еще Менжинский, но фактически заправлял всем уже Ягода).