Подземелья Ватикана

-- Но ведь это же ужасно! Необходимо поставить в известность Рамполлу, -- воскликнул Жюлиюс.

-- В известность о чем, дорогой друг? Разумеется, я не очень богат; но к чему нам больше? В дни благополучия я блуждал во тьме; я грешил; я был болен. Теперь я здоров. В былое время вам легко было меня жалеть. А ведь вы не знаете: мнимые блага отвращают от бога.

-- Как-никак, а эти мнимые блага вам причитаются. я допускаю, что церковь может вам внушать презрение к ним, но не допускаю, чтобы она их у вас отнимала.

-- Вот это разумные речи, -- сказала Вероника. -- С каким облегчением я вас слушаю, Жюлиюс! Своей покорностью он выводит меня из себя; нет никакой возможности заставить его защищаться; он дал себя ощипать, как цыпленка, говоря спасибо всем, кому было не лень тащить и кто тащил во имя божие.

-- Вероника, мне тяжело слышать, когда ты так говоришь: все, что делается во имя божие, -- благо.

-- Если тебе нравится ходить голым.

Как Иов, мой друг.

Тогда Вероника, обращаясь к Жюлиюсу:

-- Вы слышите? И так вот он каждый день; на языке у него один елей; и, когда я ног под собою не чувствую, сбегав на рынок и управившись с кухней и хозяйством, они изволят приводить евангельские изречения, находят, что я пекусь о многом, и советуют мне посмотреть на полевые лилии.

-- Я помогаю тебе, чем могу, мой друг, -- продолжал Антим серафическим голосом. -- Я тебе много раз предлагал, раз я теперь здоров, ходить вместо тебя на рынок или вести хозяйство.

-- Это не мужское дело. Пиши себе свои поучения, да постарайся только, чтобы тебе за них платили немного лучше. -- И все более раздраженным голосом (она, когда-то такая улыбчивая!): -- Разве это не стыд! когда я думаю, сколько он зарабатывал в "Телеграфе" своими безбожными статьями! А из жалких грошей, которые ему теперь платит "Паломник" за его проповеди, он еще ухитряется отдавать три четверти нищим.

-- Так это же действительно святой!.. -- воскликнул пораженный Жюлиюс.

-- Ах, до чего он меня раздражает своей святостью!.. Вот полюбуйтесь: знаете, что это такое? -- и из темного угла комнаты она принесла клетку для кур: -- Это те две крысы, которым господин ученый когда-то выколол глаза.

-- Увы! Вероника, зачем вы вспоминаете об этом? Вы же их кормили, когда я над ними производил опыты; и я вас за это попрекал тогда... Да, Жюлиюс, во времена моих злодейств я, из пустого научного любопытства, ослепил этих бедных животных; теперь я них забочусь; это только естественно.

-- Я бы очень хотел, чтобы церковь тоже сочла естественным сделать для вас то, что вы сделали для этих крыс, после того как она вас тоже как-никак ослепила.

-- Ослепила, вы сказали? Вы ли так говорите! Озарила, брат мой, озарила.

-- Я говорю о стороне материальной. Положение, в котором вас покинули, я считаю недопустимым. По отношению к вам церковь приняла на себя известные обязательства; она должна их выполнить; ради своей чести и ради нашей веры.

Затем, обращаясь к Веронике:

-- Если вы ничего не добились, обратитесь выше, еще выше. Что Рамполла! Теперь я самому папе вручу ходатайство; папе, которому ваше дело известно. Такой отказ в правосудии заслуживает того, чтобы он был о нем осведомлен. Завтра же я еду в Рим.

-- Вы останетесь с нами пообедать? -- робко предложила Вероника.

-- Вы меня извините, -- у меня желудок не очень крепкий (и Жюлиюс, ногти у которого были выхолены, посмотрел на короткие, толстые пальцы Антима, с четырехугольными концами). На обратном пути из Рима я у вас останусь подольше и поговорю с вами, дорогой Антим, о новой книге, которую я готовлю.

-- Я на-днях перечел "Воздух Вершин", и мне больше понравилось, чем первый раз.

-- Тем хуже для вас! Это книга неудачная; я вам объясню почему, когда вы будете в состоянии меня понять и оценить те странные мысли, которые меня сейчас волнуют. Мне слишком многое надо вам сказать. Пока -- я молчу.

Он расстался в Арманами-Дюбуа, пожелав им не терять надежды. КНИГА ЧЕТВЕРТАЯ ТЫСЯЧЕНОЖКА

И я могу одобрить только тех,

кто ищет, стеная.

Паскаль I

Амедей Флериссуар выехал из По с пятьюстами франками в кармане, которых ему наверное должно было хватить на всю поездку, даже если бы коварство Ложи, что весьма вероятно, и завлекло его в непроизводительные расходы. А если бы этой суммы оказалось недостаточно, если бы он увидел себя вынужденным прожить на месте более продолжительное время, он всегда мог обратиться к Блафафасу, который держал для него наготове небольшой запас.