Подземная непогода

6

В своей жизни Ковалев много странствовал. Он налетал около миллиона километров и тысяч двести проехал по железным дорогам и на пароходах. Теперь ему предстояло еще одно, совсем небольшое путешествие, всего девять километров, — от площадки лаволитейного завода к огненному сердцу вулкана.

Всего девять километров!.. Но таких путешествий еще никто не совершал. Впервые люди решились проникнуть в недра вулкана.

Проводы были торжественные, с речами и музыкой. Когда оркестр заиграл гимн, инженер Котов и Ковалев вошли в кабину и плотно захлопнули герметическую дверь. Котов сел за рычаги, включил мотор. Тяжело переваливаясь, комбайн проехал несколько метров, порвал цветную ленточку старта и тупым рылом уткнулся в базальтовую скалу… Котов потянул рычаг на себя. Из рыла выдвинулись тупые зубья. Их кромки были раскалены, даже при дневном свете можно было различить оранжевое сияние. Зубья входили в базальт с трудом, как нож в замерзшее сало. Наконец они вонзились до отказа. Надрезанные камни откололись почти одновременно. Трехгранные обломки с грохотом выкатились по жолобу из-под комбайна. Котов снова включил мотор и продвинулся вперед на двадцать сантиметров.

Новый цикл: зубья вонзаются, откусывают, сбрасывают камни, машина делает шаг вперед. На каждый шаг — шесть минут, за полчаса — метр, два метра в час.

Через час Ковалев приоткрыл дверцу и выглянул наружу. Комбайн стоял на прежнем месте, только голова его спряталась в скалу. Провожающие разошлись, остались самые терпеливые, но и они уже не аплодировали, когда машина отвоевала очередные двадцать сантиметров.

Так началось это медлительное путешествие: два метра в час в лучшем случае, как предел. Бывший летчик странствовал на этот раз среди камней. На его пути была застывшая базальтовая лава, туфы из слежавшегося пепла вперемежку с вулканическими бомбами, прослойки льда. В машине имелось маленькое смотровое окно с куском искусственного кварца вместо стекла. Но Ковалев редко смотрел в окошко. Вскоре он научился узнавать породы по сопротивлению рычага. Идти базальтом было тяжелее всего, по туфу легче, еще легче — по пластам погребенного льда. Лед легко таял и скатывался по жолобу аккуратными треугольными плитками.

Больше всего затрудняли путь кристаллические жилы. Они встречались изредка в глубине вулкана и состояли из той же базальтовой лавы, но застывавшей медленно, постепенно, так, что в растворе успели вырасти кристаллы. Жилы были гораздо тверже окружающих пород и резко снижали скорость комбайна. Зато геологи радовались каждой жиле, потому что в них попадались ценные минералы и пустоты с гнездами прозрачных, цветных и лаковочерных кристаллов.

У выхода из штольни дежурили и археологи. Они тоже осматривали осколки, плывущие по транспортеру.

Путешествие вглубь вулкана было одновременно и путешествием в прошлое. Ведь вся Горелая сопка образовалась из лавы и пепла, выброшенных извержениями. На самой поверхности лежал пепел последнего извержения, сгубившего Виктора Шатрова, под ним — пепел и лава извержений 1953, 1945, 1938, 1932 годов, извержений XIX и XVIII веков, времен Крашенинникова и Атласова и еще более ранних, когда русские еще не открыли Камчатку.

Вероятно, люди во все времена старались не приближаться к вулкану. Но все же следы их пребывания остались. В пепле XVIII века обнаружилось кремневое ружье, возможно принадлежавшее кому-нибудь из сподвижников Атласова. В пепле XV века нашлась костяная острога, в пепле XI века — каменные наконечники копий.

Котов старательно собирал такие находки. У него образовалась большая коллекция. Поутру, приступая к работе, он говорил Ковалеву:

— Сегодня мы в начале девятого века. Камни, которые мы режем, — старше Рюрика и Киевской Руси. Через несколько дней мы попадем в пятый век, в те времена, когда гунны громили древний Рим. Но Горелая сопка существует пять тысяч лет. Мы еще найдем изделия доисторических художников.

Комбайн странствовал по минералогическому и одновременно по археологическому музею. Кроме того, он продвигался к высоким температурам.

На поверхности стояло прохладное камчатское лето с температурой десять-пятнадцать градусов. В центре вулкана находилась расплавленная лава, нагретая до тысячи ста — тысячи трехсот градусов. В среднем жара возрастала на один градус на каждые семь метров — в пять раз быстрее, чем обычно под землей.

Правда, в первые дни температура вообще не поднималась, а падала. На девяносто седьмом метре машина вступила в толщу льда, и в разгар лета Котов и Ковалев работали при десяти градусах мороза.