Подземные дворцы Кощея

— Пойдем. Прицепишь к каждому боку по пулемету — там их много. И тряпок там завались, сошьешь себе парчовые штаны.

— Какой вы злой, начальник Надырматов! Почему Салима не любите? Почему хотите его смерти? Я же теперь друг советской власти… И ваш друг. Скоро еще больше подружимся. Ведь сказано: дружба после вражды слаще халвы, — верещал толстяк.

— Ну, ты халва! — озлившись, заорал я. — Пойдешь или нет? Вместе пойдем, я и ты!

— Вайдод! — завопил Салим, упал на землю, обхватив голову руками. — Убивают!

Из кибитки донесся зычный бас Коротышки:

— Эй, Артык, сын шакала! Дастархан готов, а гостей все нет! Струсили?

Салим тотчас умолк, но продолжал лежать, пряча голову под рукавами чапана.

С кем же идти? На каждого-из моих товарищей бандиты в большой злобе, и это может испортить все дело.

А Салима не поднять… И я пошел один — не оттого что я герой какой-нибудь, просто в одиночку мне всегда сподручней действовать…

Было тихо и тревожно в этом утреннем мире. Солнце еще не выкатилось полностью из-за горизонта, словно тоже чего-то выжидало. Ноги мои все больше тяжелели, задевали за неровности земли, и переставлял я их с усилием, напряженно ожидая выстрела.

Вот и первая линия Коротышкиной обороны — полуразрушенный низкий дувал. Труп одного из бандитов застрял в проломе, и в его руке пыталась согреться ржавая «лимонка» — кольцо уже было сорвано. Вот сейчас как вскочит и жахнет под ноги! Я осторожно разжал его холодные пальцы и швырнул гранату подальше. Громыхнул взрыв, осколки заскакали по сухой земле, с тополя посыпались листья.

— Кого убил, Артык? — тотчас откликнулся Коротышка. — Может, начальника Муминова?

В самообладании Коротышке не откажешь. Обречен, выхода никакого, а хвост трубой, будто не мы его, а он нас прижучил.

Принял он меня приветливо.

— Что, начальник, у советской власти заварка кончилась? Садись к дастархану, настоящим кок-чаем напою перед дальней дорогой.

— Куда же ты меня собираешься отправить, Миргафур? Не в ад ли?

Я сел к замызганной скатерти, расстеленной на глиняном полу. Вокруг разбросанные вещи, оружие, груды стреляных гильз. На дастархане полно еды. Остатки жирного плова сытно мерцали среди глазурованных красот огромного лягана. А Коротышка — жив-здоров, не морщится от ран. Очень похоже, что на нем ни царапины. Вот и верь слухам. Говорили, продырявили его в Коканде, еле ушел.

— Не в рай же тебя! — засмеялся Коротышка и протянул мне, как положено дорогому гостю, пиалушку с прозрачной жидкостью на пару глотков.

Он и на самом деле коротышка, в армию такого не взяли бы. Плечи слабые, покатые, как только на них шелковый халат держится? А глаза у Коротышки умные, тут ничего не скажешь, засели в глубоких глазницах и смотрят на тебя будто со дна колодца. И голос — как у оперного певца, оглушает.

Я хотел узнать, сколько человек в кибитке. Пока видел только двух рослых джигитов, занявших позиции у пулеметов без станков — в дыры в стенах были просто вставлены, как поленья, стволы «максимов». Всех своих родственников Коротышка распихал по могилам и тюрьмам, а эти, наверное, новобранцы со стороны. Вон как смотрят — испуганно, даже затравленно. Не набрались еще уголовной спеси.

— Меня уже пять раз хотели в ад отправить, и все почему-то в отделение аз-Замхарира.

— Ой-бой! — Коротышка даже расплескал из своей пиалушки. — Я ведь тоже тебя… туда! Где сильно холодно!

Что ж, контакт, какой ни есть, установлен, можно приступать к делу.

— Вот там за дувалом Салим Курбанов отдыхает, — я показал пальцем в светлый прямоугольник двери. — Бывший Салим-курбаши. Ты его, должно быть, знаешь. Видишь, его баранья шапка маячит?

— Почему он сам не пришел?

— Говорит, ты бешеный, застрелишь.

— Правильно говорит. А ты почему пришел? Тебя-то обязательно застрелю.

— Не застрелишь. Ты человек умный, должен понять: моя смерть похоронит твою последнюю возможность остаться в живых. И товарищей моих озлобит. Короче говоря, предлагаю сдаться.

Коротышка усмехнулся:

— Ты решил, что я обрадуюсь, буду ноги тебе целовать, надену на тебя ватный чапан, буду беречь тебя от сквозняков, чтобы ты, чего доброго, не простудился? Чтоб советская власть не подумала: Миргафур-бандит хорошего начальника простудил, вот он и кашляет.

Приятно поговорить с умным человеком.

— Да, Миргафур. До того разбитого дувала ты меня понесешь, можно сказать, на руках, будешь беречь от шальных пуль и небесных кар. Теперь я — твоя единственная надежда.

— Поклянись, что сохраните нам жизнь.

— Даю тебе слово, этого достаточно. А вот официальный документ… — Я вынул из нагрудного кармина листовку с объявлением об амнистии сдавшимся врагам трудового народа, протянул ему. — Прочитать, что тут написано?

— Не надо. — Он держал листок на ладони, раздумывая.

Наконец произнес с тягостным выдохом:

— Хо-оп. Иди, мы подумаем…