B. Н.
A. Н.
B. Н.
Ты же никогда не была и не имела наклонности к этому.A. Н.
Ну, что же делать! Соня заведует хозяйством в детском доме. Павел в пролеткульте.B. Н.
Павлушка-то не забросил писания?А. Н.
В. Н.
Все вы занимаетесь не своим делом. Ты не сердись, но это так.A. Н.
B. Н.
Что-нибудь неприятное?A. Н.
Павлу звонил его товарищ.B. Н.
Ну, а в этом отношении он хоть занимается своим делом.§
На тетрадке красными чернилами разведено:
«Неприкосновенные мальчики», но это не список целомудренных молодых людей, а далеко не целомудренная повесть. Да и как понимать целомудрие? Рука автора рядом с рукой соседа. Рукавчики от совершенно одинаковых (белые с синими полосками) рубашек отличаются только запонками. У одного голубые с серым, у другого желтые с черным. Только потому, что руки лежат ужасно близко, их нельзя принять за руки одного и того же человека, до того они похожи. Музыкант вертит скрипкой, задом, головой, глазами, всем, что у него есть круглого, так что кажется, что мотивы «Сильвы» — результат морской болезни или карусели. Народу мало. От чужой коленки идет тепло, и это приятно, так как преднамеренность очевидна и обоюдна. Потертые костюмчики скрадываются молодостью и неплохой фигурой обоих. Вино, хотя и русское, имитирует название и форму немецких бутылок. Серая кошка тоскливо бродила между столов и терлась беременным боком обо все встречаемые предметы.
— Что ты на меня так смотришь? Собеседник не отвечал, только улыбнулся, и автор «Непр<икосновенных> маль<чиков>» вспомнил, так что покраснел даже коротковатый нос. Чтобы переменить тему, он же: — Все-таки похоронно как-то в этом зале. На крыше — лучше. — Лучше пить Рислинг здесь, чем пиво на крыше. Ты же знаешь, сколько у меня денег. Да и потом' хотя там публика и сволочная, неловко как-то появляться такими обтрепанными… В конце концов, конечно, это глупости…
Павел Антоныч чокнулся и замечтался. Краска, залившая его лицо, так и не сходила.
— Погоди, Витя, скоро мы будем пить настоящий Рейн… Только надежны ли эти Клотцы.
Другой пожал плечами. Музыкант, закутавшись поверх пиджака в огромный лиловый шарф, проходя стрельнул глазом на плохое мороженое. Коленкам стало еще теплее.
— Все предупреждены и подготовлены. Опасен только один момент. Но иначе никак нельзя.
Коньков посмотрел выразительно, пожал руку, лежавшую рядом, и чокнулся. Через минуту, будто они заслушались «красотки кабаре»:
— Меня скорее беспокоят деньги. Не там, а с собою на первые дни.
— Да, это конечно.
Еще через минуту прямо и с напускным цинизмом от смущения.
— Роза не могла бы дать?
Павел Ант<оныч> не покраснел, так как не мог уже больше краснеть. Но был, по-видимому, подавлен.
— Это было бы ужасно неловко.
— Не стоит говорить об этом.
Вдруг легко и весело, чтобы вытащить своего друга из пучины расстройства:
— Ну, за дружбу, как штурмдрангисты, за Германию, за Италию, за искусство. Знаешь, когда долго смотришь на вино…
§
Столовая Коньковых. Анна Ниловна с братом и Соня. Павел теперь всегда пропадает, и на него махнули рукой. Софья Антоновна только что сообщила новость. Мать будто ива, спаленная громом. Виталий Нилыч методически и скорбно кивает головой, как китайский болванчик, но продолжает сохранять загадочную респектабельность. Он продолжает разговор и даже обращается иногда за сочувствием к сестре, как к элегическому пейзажу.
В. К.
Как же его зовут?С. А.
Фома Хованько.B. К.
И ему всего 14 лет?С. А.
По бумагам, да.В. К.
Но как же он попал в дефективный дом, и там благотворная среда мало на него воздействовала, так что его пребывание там оказалось не совсем удобным?С. А.
Он очень одаренная натура.В. К.
Из чего ты заключаешь?С. А.
Как он рисует, как учится, как говорит.В. К.
В. К.