Читаем Подземные. Жив полностью

«Я ничего не скажу, – думал я. – А ты решишь что я не мужчина если я не разозлюсь?»

«В точности как эта война я же говорю».

«У женщин тоже бывают войны…»

Ох что же нам делать? Я думаю – вот сейчас я пойду домой, и с этим все покончено наверняка, ей не только теперь скучно и с нее хватит но она еще и пронзила меня в некотором роде изменой, была непостоянна, как напророчено в сновидении, сновидение проклятый сон – я вижу как грабастаю Юрия за рубашку и швыряю его на пол, он выхватывает югославский нож, я берусь за стул дабы обрушить на него, все вокруг смотрят… но продолжаю грезить наяву и заглядываю в его глаза и встречаю внезапно яростный взгляд ангела-шута который превратил все свое пребывание на земле в большую шутку, и я понимаю что все это с Марду тоже было шуткой и думаю: «Смешной Ангел, возвышенный среди подземных».

«Бэби тебе решать, – вот что на самом деле она говорит, – сколько раз ты хочешь меня видеть и все такое – а я хочу быть независима я же сказала».

И я иду домой потеряв ее любовь.

И пишу эту книгу.

<p>Жив</p><p>Глава 1</p><p>Я и деда</p>

Никто никада не любил меня, как я себя люблю, тока мама, а она померла. (Мой деда, он такой старенький, что помнит, как было сотень лет назад, а как на прошлой неделе и вчерась – ему незнамо.) Па мой отвалил так давно, что никто и не упомнит ево в лицо. Братец мой кажное воскресенье днем в новом костюме перед домом, на старой дороге, а мы с дедой просто садились на крыльце, качались да болтали, да тока братец мой к такому ноль внимания и однажды раз – и смылся, тока ево и видали.

Деда, када один был, грил, что за свиньями поглядит, а я чтоб шел забор тама выправить, и грил:

– Я Господа видал, Он через забор этот сотень лет назад перелез и опять придет.

Моя тетка Гастонья заходит, суется во все, пыхтит – так она сказала, что это ничё, она в такое тож верит, Господа видала стока раз, что и не сосчитать нипочем, да все аллилуйя да аллилуйя, грит:

– Раз все это евангельское слово и истина, крошка Живописный Обзор Джексон7, – (это я), – должен в школу пойти учиться, и читать, и писать, – а деда глядь ей прям в глаза, кабутто табачным соком харкнуть хотел туда, и грит:

– Мене-то чё, – от так от, – да тока ни в Божью школу никакую пойдет он, и никада своих заборов выправлять не станет.

И пошел я в школу, и пошел из школы домой днем опосля, и увидал, что никто никада не поймет тама, откуда это я такой взялся, они это Северной Кэролайной звали. По мне, так никакая то не Северная Кэролайна. Тама сказали, что темней, черней меня пацана никада вообще в ту школу не ходило. Уж это я и сам всегда кумекал, птушта видал, как мимо дома маво ходят белые пацаны, и розовых пацанов видал, и синих видал, и зеленых, и оранжевых, а потом и черных, тока таких черных, как я, не видал никада.

В общем, наплювал я на это да жил, да радывался, да важнецкие пирожки себе лепил, када жутко маленький был еще, пока не увидал, дочево жутко они воняют; и все такое, а деда щерится с крыльца да старой зеленой трубкой своей дымит. Однажды два белых пацана мимо шли, меня увидали и грят: я-де воистину черный, как негритосский малёк. Ну, грю я, уж это я и без вас знаю. Они грят – видно, я слишком еще маленький для тово, что они тама задумали, я теперь забыл что, а я грю – отличнейшая лягуха, грю, из кулака у нево выглядыват. Он грит: никакая это не лягуха, а ЖАБА, и ЖАБА он сказал так, чтоб я аж на сотень миль вверх подпрыгнул, так ясно он это сказал и громко, а потом они упылили за горку, что на задах дедова участка у нас стоит. И так я смекнул, что они и есть Северная Кэролайна, они жаба-то и есть, а ночью мне это даж приснилось.

На перекрестке мистер Данэстон давал нам со старой псиной сидеть на ступеньках своей лавки кажный божий вечер, и я важнецкие песни по радиве слыхал тама, такие простые, но все равно хорошие, и две-три себе заучил, ажно семь, чтоб петь их. От как-то раз мистер Отис подъезжат на своем здоровенном, старом ах-то, купил мне две бутылки «Д-ра Перчика»8, а я одну домой деде взял: он-то и сказал, де, мистер Отис – будь здрав, какой прекрасный человек, он евойново папку знавал, и папку евойново папки ажно сотень лет назад, хорошие они люди были. Уж это я и сам кумекал: и мы согласились с дедой на этом, и согласились, что Д-р Перчик завсегда обалденно хорошую шипучку готовит для питья публике. Ясно ж вам, как я тада жил да радывался.

Перейти на страницу:

Все книги серии От битника до Паланика

Неоновая библия
Неоновая библия

Жизнь, увиденная сквозь призму восприятия ребенка или подростка, – одна из любимейших тем американских писателей-южан, исхоженная ими, казалось бы, вдоль и поперек. Но никогда, пожалуй, эта жизнь еще не представала настолько удушливой и клаустрофобной, как в романе «Неоновая библия», написанном вундеркиндом американской литературы Джоном Кеннеди Тулом еще в 16 лет.Крошечный городишко, захлебывающийся во влажной жаре и болотных испарениях, – одна из тех провинциальных дыр, каким не было и нет счета на Глубоком Юге. Кажется, здесь разморилось и уснуло само Время. Медленно, неторопливо разгораются в этой сонной тишине жгучие опасные страсти, тлеют мелкие злобные конфликты. Кажется, ничего не происходит: провинциальный Юг умеет подолгу скрывать за респектабельностью беленых фасадов и освещенных пестрым неоном церковных витражей ревность и ненависть, извращенно-болезненные желания и горечь загубленных надежд, и глухую тоску искалеченных судеб. Но однажды кто-то, устав молчать, начинает действовать – и тогда события катятся, словно рухнувший с горы смертоносный камень…

Джон Кеннеди Тул

Современная русская и зарубежная проза
На затравку: моменты моей писательской жизни, после которых все изменилось
На затравку: моменты моей писательской жизни, после которых все изменилось

Чак Паланик. Суперпопулярный романист, составитель многих сборников, преподаватель курсов писательского мастерства… Успех его дебютного романа «Бойцовский клуб» был поистине фееричным, а последующие работы лишь закрепили в сознании читателя его статус ярчайшей звезды контркультурной прозы.В новом сборнике Паланик проводит нас за кулисы своей писательской жизни и делится искусством рассказывания историй. Смесь мемуаров и прозрений, «На затравку» демонстрирует секреты того, что делает авторский текст по-настоящему мощным. Это любовное послание Паланика всем рассказчикам и читателям мира, а также продавцам книг и всем тем, кто занят в этом бизнесе. Несомненно, на наших глазах рождается новая классика!В формате PDF A4 сохранён издательский дизайн.

Чак Паланик

Литературоведение

Похожие книги

Алые паруса. Бегущая по волнам
Алые паруса. Бегущая по волнам

«Алые паруса» и «Бегущая по волнам» – самые значительные произведения Грина, герои которых стремятся воплотить свою мечту, верят в свои идеалы, и их непоколебимая вера побеждает и зло, и жестокость, стоящие на их пути.«Алые паруса» – прекрасная сказка о том, как свято хранимая в сердце мечта о чуде делает это чудо реальным, о том, что поиск прекрасной любви обязательно увенчается успехом. Эта повесть Грина, которую мы открываем для себя в раннем детстве, а потом с удовольствием перечитываем, является для многих читателей настоящим гимном светлого и чистого чувства. А имя героини Ассоль и образ «алых парусов» стали нарицательными. «Бегущая по волнам» – это роман с очень сильной авантюрной струей, с множеством приключений, с яркой картиной карнавала, вовлекающего в свое безумие весь портовый город. Через всю эту череду увлекательных событий проходит заглавная линия противостояния двух мировосприятий: строгой логике и ясной картине мира противопоставляется вера в несбыточное, вера в чудо. И герой, стремящийся к этому несбыточному, невероятному, верящий в его существование, как и в легенду о бегущей по волнам, в результате обретает счастье с девушкой, разделяющей его идеалы.

Александр Степанович Грин

Приключения / Морские приключения / Классическая проза ХX века
Алые Паруса. Бегущая по волнам. Золотая цепь. Хроники Гринландии
Алые Паруса. Бегущая по волнам. Золотая цепь. Хроники Гринландии

Гринландия – страна, созданная фантазий замечательного русского писателя Александра Грина. Впервые в одной книге собраны наиболее известные произведения о жителях этой загадочной сказочной страны. Гринландия – полуостров, почти все города которого являются морскими портами. Там можно увидеть автомобиль и кинематограф, встретить девушку Ассоль и, конечно, пуститься в плавание на парусном корабле. Гринландией называют синтетический мир прошлого… Мир, или миф будущего… Писатель Юрий Олеша с некоторой долей зависти говорил о Грине: «Он придумывает концепции, которые могли бы быть придуманы народом. Это человек, придумывающий самое удивительное, нежное и простое, что есть в литературе, – сказки».

Александр Степанович Грин

Классическая проза ХX века / Прочее / Классическая литература
Смерть в Венеции
Смерть в Венеции

Томас Манн был одним из тех редких писателей, которым в равной степени удавались произведения и «больших», и «малых» форм. Причем если в его романах содержание тяготело над формой, то в рассказах форма и содержание находились в совершенной гармонии.«Малые» произведения, вошедшие в этот сборник, относятся к разным периодам творчества Манна. Чаще всего сюжеты их несложны – любовь и разочарование, ожидание чуда и скука повседневности, жажда жизни и утрата иллюзий, приносящая с собой боль и мудрость жизненного опыта. Однако именно простота сюжета подчеркивает и великолепие языка автора, и тонкость стиля, и психологическую глубину.Вошедшая в сборник повесть «Смерть в Венеции» – своеобразная «визитная карточка» Манна-рассказчика – впервые публикуется в новом переводе.

Наталия Ман , Томас Манн

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХX века / Зарубежная классика / Классическая литература