Недавно сотрудники одного из наших исследовательских институтов предложили воздействовать на пласт с помощью атомного реактора. Проект интересный. Он мог бы стать блестящим решением проблемы. В будущем… Мы же хотим сегодня вооружить нефтяную промышленность простой, недорогой аппаратурой, таким оборудованием, которое можно было бы освоить и применить на каждом промысле, на каждом участке.
Вот над этим, Юрий, мы и бьемся здесь. Я мог бы долго рассказывать тебе и про свои неудачи, что не раз подстерегали меня, и про минуты радости, когда удавалось наконец находить те зернышки, из которых со временем должен получиться золотой слиток. Но оставим это. Вам, журналистам, подавай сразу весь слиток, я знаю!
Погрозив Юрию пальцем, Бранюк повернул ручку сейфа. С тихим звоном открылась дверца. На стол лег туго свернутый лист бумаги. Привычным движением инженер развернул его.
Юрий взглянул на белоснежный квадрат ватмана. Даже ему, мало искушенному в таинствах технического черчения, сразу бросилась в глаза скупость рисунка. Там не было хитроумного сплетения линий, не сбивали с толку очертания многочисленных и загадочных деталей. Чертеж поражал своей простотой, предельной лаконичностью воплощенного в нем замысла.
— Это двенадцатый вариант моей забойной горелки-термоинжектора. Аппарат несет подземный огненный факел и позволяет регулировать температуру с поверхности, — сказал Бранюк, показывая на чертеж.
— Извини мое невежество, но мне кажется, что здесь… в этом чертеже все как-то несложно, упрощенно, что ли. — Юрий волновался, на его щеках вспыхнул румянец. — Конечно, я профан в таком деле и могу ошибаться. Ты уж не осуди.
Бранюк улыбнулся.
— Многие думают, что каждое изобретение — это обязательно что-то головоломно сложное, непостижимое уму простого смертного. В том весь и секрет, что все очень просто… Теперь просто, после шести лет труда. Вот агрегат цилиндрической формы. Он выполняет роль термокамеры, своеобразной форсунки. Это сердце аппарата, в принципе его действия вся суть изобретения, — объяснял инженер, водя кончиком карандаша по чертежу. — В остальных деталях нет ничего принципиально нового, их назначение поймет любой техник, знакомый с нефтяным делом. По этим магистральным каналам подается газ и мощными компрессорами нагнетается воздух. И на тысячеметровых глубинах начинает бушевать пламя.
— Аппарат испытывался в скважине номер шесть. Вон она, видишь, у подножия горы, — показал Бранюк рукой в окно. — Это было в ноябре. Термоинжектор действовал безотказно. На протяжении тридцати шести часов беспрерывно у подножной скважины стонала и парилась земля. Было холодно, вокруг поднялся туман. Полтора дня мы не отходили от приборов ни на минуту. Потом я перекрыл газовую магистраль. Питание факела прекратилось. Но пламя не погасло. Горение в глубинах продолжалось! Ты понимаешь, что это означало? На третьи сутки операторы подняли на поверхность двухрядный лифт. У меня похолодели руки. Обсадная колонна, трубы и термокамера превратились в бесформенную массу, расплавились. Температура поднялась так высоко, что даже порода поплыла, как воск. Инженер Фокеев, техник Закиров, операторы бросились меня обнимать, они что-то кричали и смеялись. Только тогда я понял все. Пласт наконец не устоял. Мы «подожгли» его.
— Конструкция термоинжектора проста. Это верно, — продолжал Бранюк. — Но газ, газ… Вот что не дает мне покоя. В самом методе термической обработки пласта есть еще белые пятна. После прогрева шестой скважины мы много работали над конструктивным улучшением аппарата. Уже изготовлен новый образец. На этот раз взят специальный сплав огнеупорных металлов. Теперь аппарат выдержит жар пекла. Назавтра планировали спустить термоинжектор в скважину номер три. Она мертва уже больше семи лет. Но я решил отложить испытания. Чувствую, существует второй вариант решения задачи, как бы тебе объяснить… Ученик ломал голову и задачу решил. Все как будто бы на уровне. Результат сошелся с ответом. И все же учитель ставит четверку. Только четверку! Потому что путь, по которому пошел ученик, не самый лучший. Меня не удовлетворяет процесс горения, факел, создаваемый термоинжектором. Это не каприз неудовлетворенного изобретателя, нет. Горение — процесс сложный, у него свои отклонения, исключения и законы… Тебе кажется, что я начинаю издалека? — Бранюк посмотрел на Юрия. — Но мы подошли как раз к тому, о чем я и хотел тебе рассказать. Аппарат для термического воздействия на нефтяной пласт был изобретен намного раньше, чем это сделал я.
Юрий Калашник широко открыл глаза.
Предостерегающим жестом Бранюк не дал ему заговорить и продолжал:
— Я полагаю, что конструкция того термоинжектора сходна с моей, но кое в чем иная. В ней — я почти уверен — найдено то последнее звено, которого еще недостает на этом чертеже, — провел ладонью по ватману инженер. — Думаю, что дело в совершенствовании процесса горения. Я задался целью во что бы то ни стало воспроизвести то, что уже существовало, но, к сожалению, утрачено для нас.