Дело вроде простое и понятное, а все равно невозможно понять, почему человек выбирает все ту же протоптанную дорогу, хотя ведь ясней ясного: пройдет какое-то время, и отношения между супругами станут ни к черту. Достаточно посмотреть хотя бы на родителей, или на их знакомых, или на родственников, на учителей. Спустя сколько-то лет почти каждый брак, как оказывается, держится уже не на любви, а на взаимной ненависти — можно подумать, что именно это негативное чувство создает самое сильное взаимное притяжение между двумя людьми. Ни один из супругов не решается рискнуть и пойти на разрыв этой эмоциональной связки, причем отнюдь не по материальным причинам. Да, это именно так даже в случае, когда оба супруга жалуются: дескать, каким же образом из этой квартирки получатся две, причем пригодные для жилья. И не из-за детей: если дети уже давно отселились и все вокруг считают, что уж теперь-то эта пара разбежится, да так, чтобы не видеть и не слышать друг друга, — они все равно остаются вместе. Ни одно из стандартных объяснений тут не подходит. У супругов нет оснований опасаться, что они окажутся нищими или что на всю жизнь испортят отношения с детьми, — просто они неспособны расстаться со своей ненавистью. Им страшно представить, каким станет мир, если исчезнет это повседневное, всеобъемлющее, распространяющееся на каждый, даже самый мелкий жизненный момент чувство. Вот так же кто-то спасается от реальности мира, прячась в болезнь: давно уже нет у него никаких явных проблем ни с позвоночником, ни с желудком, однако психика все еще воспроизводит боль; так же и супружеские пары укрываются в ненависти, которая на всю жизнь обеспечивает им надежное самоощущение. И вот странная вещь: расходятся вовсе не те супружеские пары, которые, будь их воля и не противоречь это закону, в стакане воды утопили бы друг друга, — но скорее те, у кого остается какая-то любовь друг к другу. Именно остаток любви дает возможность покинуть другого, чтобы насладиться его отчаянием и, возможно, новой вспышкой былого чувства, — в противоположность ненависти, которая подобна чугунной колоде: тщетно ты пытаешься освободиться от нее, она тебя не отпустит. А если кто-то все же попробует вырваться, то, едва высунув нос из обжитого гнезда, он в ужасе спрячется обратно, не в силах справиться с нечаянным счастьем, с тем, что мир непохож на его домашний мирок и что он снова способен любить, любить — бывает и так — даже ту самую женщину, которую он бросил, с именем которой и с проведенными вместе годами связано столько обид и боли.
Вот что видели мы вокруг, и видели, что за лежащими на поверхности официальными отношениями скрывается тайная, запутанная сеть связей, в которой могут цепляться друг за друга, обеспечивая друг другу телесные или душевные радости, самые разные вещи. Когда за тем или иным, с трудом поддающимся объяснению событием человек силится увидеть какую-то игру, противостояние политических или экономических интересов: интересов евреев, арабов, членов секты «Собрание Веры», унитариев, да мало ли, — чаще всего речь идет о простой похоти (или, допустим, о ее отсутствии). Конечно, каждый человек склонен думать, что к этой отвратительной трясине промискуитета уж его-то родители отношения не имеют, что, вероятно, так живут всякие актеры, знаменитые певцы, художники и писатели, ну еще кто-нибудь, кто хотел стать артистом, но, что называется, мордой, то есть талантом, не вышел, а потому нашел возможность попасть в одну колоду со знаменитостями, подражая их образу жизни. Хотя никто не может остаться вне этой трясины — ну разве что мужчины, по своим внешним или внутренним данным лишенные всяких шансов, мужчины, для которых найти себе женщину удалось лишь благодаря случайной удаче. На такого, то есть не имеющего никаких шансов, мужчину выбор падает в, можно сказать, исключительный момент, когда женщина, например, пережила огромное разочарование в своих отношениях с хорошо выглядящим мужчиной и решила, из мести и, конечно, в расчете на надежность и верность до могилы, связать свою жизнь с никудышным человеком. Никудышный этот человек в самом деле прикипел к ней настолько, что его и кнутом нельзя было бы прогнать из супружества. Конечно, у него тоже слюнки текут, когда он смотрит на других женщин, только эти другие женщины, если заметят его масленые взгляды, должны почувствовать глубокое отвращение к нему, а в какой-то мере и к самим себе — за то, что они вызвали такую реакцию, такой, назовем его по имени, павловский рефлекс.