Подземный город Содома

Азазель кивнул с довольным видом, бросил короткий взгляд на Михаила:

– Ненавидишь держиморду?

– Архангела? – переспросила Аграт злобно. – Убила бы сразу! Сволочь избавился от соперников, чтобы стать первым на небесах! Мерзавец!.. Урод! Гадина!

Азазель вздохнул:

– Да, власть портит…

– Ненавижу, – повторила она с чувством. – А Велиал дружен с самим Сатаном, Астаротом, Асмодеем, Мерезином и Аваддоном, что занимают весь верхний эшелон власти и могущества!

– У Велиала всего пятьдесят легионов демонов, – заметил Азазель. – А у Паймона пятьсот легионов, замечаешь разницу? У Лилит четыреста восемьдесят, даже у Махлат четыреста семьдесят восемь легионов ангелов-разрушителей…

Аграт сказала сухо:

– У Велиала сейчас не пятьдесят, а восемьдесят восемь легионов. В каждом по шесть тысяч шестьсот шестьдесят шесть могучих исполинов, что стоят даже не пятьсот, а тысячу легионов подобного сброда да и то недоукомплектованных!

Азазель остро взглянул на Михаила.

– Видишь?..

– И встанет гриб лиловый, – ответил Михаил, – и кончится земля… Думаешь, все вот так и ринутся?.. Никто не стронет армию с места из опасения, что соперник тут же захватит его земли. Но, конечно, свои отряды посылать сюда будут все чаще…

Азазель сказал подчеркнуто бодрым голосом:

– Знаю, все вы устали, а нервы на пределе. Сейчас полежать бы на диване, но вот беда, нет достаточно удобных диванов! Потому идем к тайнику. Половина работы сделана!

Он поднял над головой ключ, словно демонстрируя толпе в сто тысяч человек, тут же спрятал за пазуху и пошел вперед быстрым уверенным шагом.

Бианакит, что и не думал снимать с плеч рюкзак, пошел следом, затем опередил и двинулся по все сужающейся анфиладе залов, что быстро превратилась в длинный извилистый тоннель.

Аграт заторопилась за ним, молча признав, что и Михаил входит в основное ядро группы, а они вдвоем с Азазелем шли, держа оружие на изготовку, Азазель молчал, сверяясь со знаками на стенах. Михаил встревоженно всматривался в закругленные стены, низкий неровный свод и расчерченный на квадраты пол в сплошной плите гранита, сердце стучит уже в панике, а кровь бьет в голову.

Азазель оглянулся:

– Ты что отстаешь?

– Тоннель, – проговорил Михаил осевшим голосом, – он сворачивает то вправо, то влево, как ползущий дождевой червь…

– Да, – согласился Азазель. – И что?

– Почему? – спросил Михаил. Он повел стволом пистолета из стороны в сторону. – Правильнее бы прямо…

– Так это правильнее, – ответил Азазель с ноткой бесконечного превосходства. – Всего лишь правильность! Она хороша в науке, во всем остальном унизительна для человека и его гордой сути. Анархия – мать порядка! Хотя здесь не анархия, а художественная интерпретация чего-нить…

– Чего?

– Например, – ответил Азазель с достоинством, – жизненного пути человека. Или его познания мира. Или нашего чувства прекрасного, что у тебя отсутствует начисто… потому что комплименты даже Аграт, не говоря о твоей Синильде, говорю только я.

Михаил бросил виноватый взгляд в сторону далекой фигурки Аграт с мелькающим лучиком фонарика.

– Да как-то случай не подворачивался…

– Ни той, ни другой?

– Ну, не получалось…

Азазель сделал большие глаза:

– Какой нужен случай для комплиментов женщине? Просто брякай любые любезности, когда и что вздумаешь. Все проглотит с жадностью, как утка жирных лягушек… Эй-эй, смотри под ноги!

Михаил автоматически отпрыгнул, взглянул на пол.

– Ловушка?

– Нет, – ответил Азазель. – Проверка слуха. Не отвлекайся на красоты.

Михаил стиснул челюсти, какие красоты в жутком подземелье, мрачном, отвратительном и полном всяческих ловушек, надо быть худшим из демонов, чтобы любоваться, когда-то заставит Азазеля заплатить за эти издевательства…

Азазель остановился, всматриваясь в полустертую временем длинную надпись во врезанной в стену каменной плите. Михаил мазнул по ней взглядом и хотел пройти дальше, но мороз пробежал по телу, когда увидел, что буквы на глазах становятся другими, вместо одних появляются другие, а некоторые просто меняются местами.

Мелькнула мысль, что это особо мощная магия, он сам видел у Азазеля, как точно так же буквы могут выстраиваться иначе на бумаге, но это на бумаге, намного труднее такое проделать на металле, но и тот, несмотря на то что металл достаточно пластичен, так как выплавлен из руды, можно ковать, придавая нужную форму.

Потому самые ценные надписи оставляли только на камнях, ни один чародей не мог изменить такую надпись, и потому существовала поговорка, что Бог не инженер, а каменщик.

Михаил чувствовал трепет от ощущения той древней мощи, покосился на Азазеля, тот кивнул с хмурым видом.

– Само начертание, – проговорил он, – уже предупреждение.

– Чтоб дальше не совались?

– Или пеняли на себя, – согласился Азазель. – Кто-то не хочет загромождать свои апартаменты трупами, что будут разлагаться и мерзко вонять довольно долго, пока не превратятся в скелеты.

Михаил поспешно отвернулся от угрожающей надписи, где из глубоко врезанных букв потекла по стене кровь.

– Да уж… угроза так угроза… Или у вас, демонов, это приглашение?