Подземный корабль

Теперь Центр рушился и был почти пуст. Никого уже невозможно было соблазнить ни старыми фильмами, ни новыми политиками. Знаменитый директор умер, его наследники от отчаяния пустили по углам мелких арендаторов. В незанятых ими комнатах шевелилась жизнь, безуспешно порывавшаяся походить на прежнюю. В августе — встреча со старым писателем, в сентябре — круглый стол по проблемам современного общества, в октябре — дератизация (то есть восстание против грызунов, набежавших из подвала, где арендаторы хранили сухие колбасы), в ноябре — гуманитарный форум. Все эти мероприятия — кроме дератизации — посещали редкие журналисты из бывших соцстрах Потом появлялись статьи под названием "Простилась ли Россия с прошлым?" — если журналисты были из Словакии, или "Россия в очередной раз не хочет прощаться с прошлым!" — если они были из Эстонии.

Через три дня после моего разговора с Левитиным автобус притормозил на остановке "По требованию" и, оставив меня на обочине безлюдного шоссе, уехал прочь. Снова, как в ту забытую школьную зиму, Центр стоял напротив меня — безобразный вытянутый прямоугольник, обшитый серо-бурым псевдомрамором. Его архитектура отличалась особым позднесоветским лаконизмом, который наводил на мысли не о гармонии, а о смерти. Я толкнул высокую дверь с наивной стершейся чеканкой и вошел в длинный темный холл.

Дребезжание и шелест послышались вдруг. Из-за угла вышел смуглый усатый человек, он толкал перед собой конструкцию из сваренных металлических полос, поставленную на колеса. На укрепленной сверху железной перекладине колыхались платья с оборками — пестрые или цвета вареной свеклы. Безмолвно миновав меня, он подкатил свою колесницу к двери, на которой висела бумажка: "Кассандра-текстиль. Мелкий опт". Оттуда вышли две женщины, одетые в черное. Эти шелестящие пестрые шелка они стали скидывать себе на руки и уносить в комнату.

Потом я шел по коридорам, мимо мутной стеклянной стены, окружавшей внутренний дворик. В семидесятые годы, в эпоху оскудения, когда редкостью становились уже любые материалы, даже камень и дерево, единственным доступным ресурсом оставалось само российское пространство: оно было неисчерпаемым, бесконечным и его не могли украсть. Именно этот суровый материал и шел обычно на украшение дворцов времен упадка Советского Союза. Обращали ли вы внимание, что там почти всегда есть нелепая территория под открытым небом и посередине ее — квадратный бассейн? Вход в эти патио всегда замкнут навечно, в бассейне лежит либо куча снега, белого в январе, черного в апреле, либо груда сухих листьев. Воды там не бывает никогда. В Молодежном центре науки и культуры на дне бассейна лежал веник.

Несколько минут мне пришлось дожидаться в приемной, возле гигантского фикуса, которому, как я тут же узнал, сотрудницы Центра дали имя Никифор. Потом я поговорил с директором — Николаем Андреяновичем Сапожниковым, два дня спустя мы с ним заключили контракт, и я сделался практически хозяином этого необитаемого острова Свободы. Мы решаем, что Николай Андреянович дает мне должность директора по развитию и мало подходящие к этому званию шестьсот долларов в месяц. Когда я приведу сюда инвестора, то получу семь процентов от суммы сделки — на это здесь согласились с неожиданной легкостью.

А вот теперь мне надо решить, как вписать в новую жизнь доставшееся мне имущество: тонны старого бетона, старых ДСП, старых воспоминаний и старых привычек. Одна идея в ту пору казалась мне привлекательной. Меня, сидевшего на окладе в шесть сотен долларов, крайне занимала судьба существ, которых в ту пору еще серьезно принято было называть олигархами. Они пока не сидели в тюрьмах, не распихали себя по заграницам, а тратили силы на разборки друг с другом, раздражая решительно все слои терпеливого российского населения. Значит, стоит отыскать среди них разумного персонажа, который поймет, что сейчас жизненно важно вкладывать деньги в собственный имидж.

Я обдумывал это вечером, сидя на кухне. В алюминиевом ковшике булькал настой дубовой коры, которым мой дедушка лечил себе десны. Внизу, на детской площадке двое алкашей беседовали с лохматой бродячей собакой. А я тем временем ручкой на бумаге выводил: "Уверен, что надо возрождать политическое значение Центра, на современном, разумеется, этапе… Следует войти в контакт с представителями крупного бизнеса и предложить им финансировать этот проект. Пусть кто-нибудь из них поставит перед собой цель — вырастить политическую и интеллектуальную элиту, которая будет отстаивать и его собственные, в частности, интересы".