Подземный корабль

Выехали к реке, и некоторое время машина скользила по набережной, мимо старых фабрик, железных ворот и подъемных кранов. Впереди затеяли стройку, под нее отобрали часть дороги, “сааб” оказался в середине неторопливой пробки. Медленно они двигались вдоль гранитного парапета, и вместе с ними, с той же скоростью, не обгоняя и не отставая, шла баржа по Москве-реке, груженная длинными серыми досками. Их всех равнодушно и быстро полили дождем. Потом машина ушла вверх, в переулки, шофер причалил к началу Арбата.

Мстислав Романович Морохов сказал шоферу, чтобы тот ждал на Смоленской площади. И вот впервые за долгие годы нога его ступила на арбатскую брусчатку. Не совсем понятно, что за сила вдруг потащила его сюда, заставила совершить поступок, достойный интуриста. Из витрин наблюдают матрешки — расписные болваны. Эстетика начала девяностых годов: все слишком яркое, дешевое, молящее о долларе. Все-таки сейчас так нельзя, нас чему-то обучили за эти годы. После дождя плитки блестели, как зеркала, в углублениях между ними стояла вода. Люди, куклы, красные знамена отражались и расплывались, казалось, что вся улица сейчас растает, как кусок сахара. Навстречу шли двое парней и две девушки. Это новое поколение, все у него иное: мысли, ценности, цели. Морохов посмотрел на их лица, чтобы прочитать, на что оно будет похоже, но не прочитал ничего.

И все же пойдем вперед. Справа сувенирное заведение под названием “Caviargrad”. Можно толкнуть стеклянную дверь и оказаться внутри. У входа, словно полковое знамя, вывешена черная майка. На ней надпись: “Russian Hamburger” и рисунок: нарядная американская булка начинена двумя пластами красных и черных рыбьих яиц. Солнечный свет в Икорном городе странен, лучи его на своем пути неизбежно натыкаются на россыпи янтаря, и все тонет в светлом блеске, словно помещенное в рюмку с лимонной водкой. Отец тщательно сберегает корки лимонов для настойки, их пыльная чешуя годами сохнет во всех шкафах, ибо водки старый Роман Николаевич Морохов почти не пьет. Родителей надо постараться перетащить в Европу, или, по крайней мере, устроить так, чтобы они иногда приезжали. Вернется он когда-нибудь сюда или нет?

— Вы для себя или в подарок? — шелковым шепотом спросила девушка в синем платье, неслышно подошедшая сзади.

Морохов понял, что уже давно разглядывает противогаз, выложенный на берестяной туесок. Соседями его были кукла “Лесоруб”, погоны с надписью “ФСБ” и неотвратимый Че Гевара. Мстислав Романович велел снять с полок настольные часы с двуглавым орлом, чашу из янтаря и перламутровую шкатулку, где были изображены закат, снег и церковь. Завтра его помощник заберет эти коробки и отправит в Лондон, чтобы господин из России мог преподнести подарки своим европейским партнерам.

В самом центре улицы сидела гадалка. Своей клиентке, молодой женщине в темных очках, она показывала крупную синюю карту Таро, держа ее суставчатыми пальцами. Гадалка расположилась на раскладном холщовом стульчике, какой берут с собой рыбаки. На ней был вязаный зеленый жилет и лыжная шапочка. Именно в тот момент, когда Морохов проходил мимо этой пары, произошло то, чего он так мучительно и неудачно от себя добивался. Этот пестрый, наивный, наглый, немыслимо откровенный мир, не стыдившийся своей жадности, смог развлечь и занять его ум. Еще несколько шагов вперед — и он понял, наконец, ради чего здесь оказался.

Итальянский ресторан на углу. В его витрине на сероватом и влажном колотом льду лежали полосатые вымпелы рыб, лангуст с рыжими усами и мидии, похожие на синие блюдца чайного сервиза. Он сел на открытой террасе, заказал кофе. “И еще у нас есть сухарики, бискотти. Мы рекомендуем это классическое сочетание, вы не возражаете?” На фиг, на фиг сухарики, он пока еще не в тюрьме.

Именно на этом углу много эпох назад, в начале девяностых годов, появилось мимолетное кафе, которое как-то стремительно растаяло. Но в те месяцы жизни, что были ему отведены, заведение собирало по вечерам молодых людей, каждый из которых понемногу начинал заниматься своим бизнесом. Они еще не привыкли применять к себе частные рестораны, и цены здесь были для них едва доступны. Порции редкостных зарубежных напитков, которые Морохов и его друзья могли себе позволить, находились в прямой зависимости от первых одержанных побед и успехов,

К концу дня напротив кафе собиралось кольцо любопытного народа. Разнообразные артисты выступали в его центре: били в барабаны, танцевали брейк или выкрикивали политические частушки. Один из вечеров запомнился Морохову с особой отчетливостью. Апрельское зеленое небо. Окруженная зрителями, у стены стояла невысокая девушка в солдатских штанах и кожаной куртке, с волосами, падавшими до пояса. Под гитару она пела резким, красивым голосом то, о чем принято было петь тогда: гражданская война, красные проклятые комиссары, степь да стальной обрез, неизвестность, опасность.