Подземный меридиан

Впереди показалось большое село, названное недавно городом Приазовском. Когда приехали на его центральную площадь, Борис Фомич повел Самарина в дом, стоявший на краю села, на самом берегу моря. Гостей встретил хозяин — мужчина лет сорока, крепкий, загорелый и задубленный на морском ветру, с глубоким шрамом на верхней губе. Он сидел в беседке за столом в позе уставшего человека и не встал при виде Каирова и незнакомца, сдержанно кивнул Каирову и, как показалось Самарину, милостиво протянул для приветствия руку. Каиров же, напротив, шумно выражал восторг от долгожданной встречи и то представлял Самарина, то ударял ладонью хозяина по плечу, говорил: «А здоров же ты, Ефим, и все молодеешь — море тебе на пользу». Или спрашивал про хозяйку: «Где Нюра–то, я вот ей и подарок привез». Каиров показывал на чемодан, где был подарок для хозяйки.

Ефим постепенно теплел, размягчался. И вот он уже показывал комнату Самарину и другую комнату — Каирову. Андрей бросил под койку чемодан и хотел пойти к морю, но Каиров остановил его. Взяв Андрея за руку, он, как–то неприятно поглаживая её выше локтя, заговорил:

— Двести страниц написано, осталось нам сто — надо бы поскорей добить.

Андрей не понимал, чего от него хочет Каиров.

— Ты чертежи, справочники взял с собой? — спрашивал Борис Фомич, продолжая поглаживать руку Самарина.

— Да, конечно.

— Отлично! Шесть страничек в день, всего только шесть.

— Будут шесть страниц, Борис Фомич! — обрадованно воскликнул Андрей, как только понял, чего от него хотят. — Вот сейчас пойду искупаюсь…

— Нет, нет, — поднял руку Каиров, — дело — прежде всего. Сначала странички, а потом… все остальное.

В желтых, «плывущих» куда–то глазах Каирова гулял холодок нешуточного тона. Он хоть и улыбался, но Андрею казалось, что улыбается маска на лице, а что за маской скрывается подлинное выражение Каирова — злое и непреклонное.

— Хорошо, хорошо, — согласился Андрей.

Он достал из–под кровати чемодан, стал вынимать из него чертежи. Каиров, успокоившись, пошёл в сад, в беседку, где ещё сидел, прячась от солнца, хозяин.

Со двора неожиданно раздался мужской голос:

— Хо, Боря, привет!

Андрей подошел к раскрытому настежь окну. Из–за яблонь выскочил бойкий толстячок в кремовой безрукавке, в тесных кожаных трусах и бросился в объятья Каирову:

— Приехал–таки, подземный владыка. Говорят, зазнался, важным стал.

— Кто говорит? — полюбопытствовал Каиров.

— Москва слухом полнится. Она все сплетни собирает.

— Это у тебя есть причины для зазнайства — ты в верхах обитаешь, в комитетах, а мы — провинция…

Надолго в Приазовск?

— С неделю поживем. Старик хоть и слаб становится, а море, как и прежде, влечет его. Завтра в море пойдем — на рыбалку. «Пока, говорит, ноги держат, в море ходить буду». Он ведь родился тут, в Приазовске. И рыбаком был. Тянет старика море.

— Что ж мы насухую? — спохватился Каиров. — Я сейчас из чемодана коньяку бутылочку.

— Нет, нет! — остановил его Роман. — Сегодня ни–ни. На рассвете — в море. У тебя дело к нам или ты так, взглянуть на меня приехал.

— Собственно, дела никакого нет, разве что рукопись книги показал бы академику.

— Давай сюда. Живо!

Каиров метнулся в дом. Через две минуты он уже подавал Соловьеву две первые части будущей книги.

— Твоя?

— Не совсем. В соавторстве с инженером.

— Плохо! — отрезал Соловьев. — Не любит старик соавторства маститых с рядовыми. Говорит: всадник и лошадь сотрудничают.

— Ты пока изыми титульный лист. Показывай без титульного, но вообще–то…

— Хорошо, хорошо. Но ты имей в виду: академик может тебя потребовать, он с тобой захочет новинки электроники обсудить. Старика медом не корми, а только дай ему поболтать об электронике.

Каиров в страхе замахал руками:

— Ни–ни!.. Скажи, что я болен. Приехал и заболел. Или ничего не говори — вроде и нет меня в Приазовске. Скажи так — слышишь?..

— Ладно, ладно! — смеялся толстячок, подмигивая подошедшему к ним хозяину дома. — Смотри, как испугался академика. А тоже мне — доктор наук! Того и гляди, сам скоро станешь академиком. Толстячок обнял Каирова, повел его по саду, потом они вышли за калитку и скрылись за углом соседнего дома, на тропинке, ведущей к морю.

— Ну, рассказывай, рассказывай, черт, как это тебе удалось так далеко шагнуть в науке? — трепал за плечо Каирова Соловьев. Столичный гость с подчеркнутой фамильярностью обращался с местной знаменитостью. Роман Кириллович, или Рома, как иные называют Соловьева, редкого человека величает на «вы». Такой почести он удостаивает Петра Петровича, академика, председателя Государственного комитета, у которого вот уже пятнадцать лет состоит в помощниках, да уж если встретится ему очень важная персона. Со всеми остальными он как бы накоротке — на «ты» и запросто. Такая фамильярность идет у Соловьева от сознания своей нужности и незаменимости.