В Волыни Анджей уже навел порядок в доме Чорторыльского. Точнее, слуги и холопы навели порядок. Разговорчивый Анджей объяснил местным, что душегубы под его, Анджея, мудрым руководством и благодаря его, Анджея, знакомству с немцами победили огромное войско местной нечисти и избавили честной народ от неописуемого количества упырей, русалок и прочих кикимор, заодно и от оборотней.
Крестьяне поначалу отнеслись скептически, но против фактов не попрешь. Тела и остатки тел водяных, леших, упырей и русалок, не убранные со двора, истаяли на солнце. Но не вспыхнули и исчезли, а пролежали достаточно долго, чтобы любопытные успели оценить, с какими силами нечисть атаковала усадьбу. Также и по количеству ведущих к усадьбе следов на снегу, в том числе, больших волчьих, понятно было, что битва выдалась не как баран чихнул.
Те, кому досталось прибираться в неосвященном доме, рассказывали, что внутри творился сущий ад. Раз была битва, то кто-то командовал. Мертвого Атамана слуги видели за день до атаки нечистиков, и все знали, что убил Атамана оборотень. Кшиштоф, как успели увидеть самые смелые, с утра еще стоял перед домом, замороженный в глыбе льда. Пана Люциуса никто из уборщиков не видел ни живого, ни мертвого. Не Богдан же командовал.
Ласку и батюшку с дьячком из Глубокого Анджей принял как дорогих гостей. Ласку поселил в лучшей комнате, а божьи люди разместились у сельского старосты. Батюшка на следующий же день за неимением церкви отслужил службу в доме старосты и отчитал за упокой по длинному списку.
После заката вернулся Чорторыльский. Его, получается, все-таки помариновали в приемной. Могли бы подержать там и дольше, несмотря на то, что долг перед феей он уже оплатил сам. Следом за хозяином зашел сундук, негромко топая ножками. Ласка с Анджеем еще сидели за столом у камина.
— Здравствуй, пан Люциус, — сказал Анджей.
— Анджей? — Люциус не поздоровался, — Где все?
Слуги-то и повара были на месте, а вот шляхтичей за столом не хватало.
— Богдан уехал, остальные на погосте.
— Почему дом засран?
— Что могли, отмыли. Щелкни пальцами, будет как новый.
— Лентяи, пся крев.
Чорторыльский обернулся, глядя вокруг сквозь пальцы.
— Ложечки мои серебряные где? Посуды половины нет. Вино мое вы тут бочками пили? Селедку сожрали! И отряд отборных душегубов как корова языком слизнула. Даже на погосте никого не осталось! Для чего старый Люциус, по-твоему, приказывал вас, дураков, не отпевать и с оружием хоронить?
— Не знал, что пан некромант.
— Он думал, еще научится.
— А ты некромант?
— Не умничай, шут гороховый.
— Нехорошо шляхтича песьей кровью и шутом ругать, — сказал Анджей и не по-доброму прищурился.
— И что ты мне сделаешь?
— Брошу все и уйду в монахи.
— Один хрен, в ад попадешь, — хмыкнул Чорторыльский.
— И в аду буду молитвы петь, чтобы всем чертям вокруг икалось.
— Ну и пошел вон тогда! Москаля с собой забери, видеть его не хочу!
— Вот как? А не пойти ли тебе самому?
— Меня из моего же дома гонишь?
— Дом не твой, а покойного пана. Ты чорт нечистый и лукавый, самозванец в панской шкуре.
— Да? А бумаги на кого?
— Бумаги вспомнил? Я тебе кто, законник? Я, если ты забыл, разбойник и душегуб. Поэтому ты выйди вон, а хочешь дом обратно, бей челом судье, воеводе, каштеляну, да хоть и великому князю. Будешь со мной судиться, я тебя еще побожиться перед судом заставлю, что дом по праву твой.
— Кем ты себя возомнил!
Пан-черт схватился за саблю.
Анджей выстрелил ему в лицо освященными серебряными пулями из двуствольного рейтарского пистолета.
— Это ты кем себя возомнил! — сказал Анджей воющему черту, на котором сразу же проявилось рыло и рога, — Надел жупан, думаешь, пан? Нечисть в шкуре шляхтича никакой не шляхтич.
— Я тебе еще покажу-у-у, — завыл черт, которому, похоже, и правда было больно.
— Покажет он, пся крев, — усмехнулся Анджей и посмотрел на Ласку.
Ласка уже взял со стола кувшин. Покрутил его и плеснул в пана Чорторыльского святой водой. От святой воды пан и вовсе превратился в черта с копытами и хвостом.
— Exortiamus te, kurwa!
Анджей вытащил сзади из-за пояса плеть, на которую по совету Ласки навязал серебряных монеток, и погнал черта куда глаза глядят. Глаза у нечистого после пуль и святой воды глядели плохо. Люциус побился рогами об стены, уронил на себя несколько мечей и плюхнулся в камин.
Сундук спокойно ждал, пока пан покинет помещение. Не его же серебром стегали. Ласка подошел к сундуку, вытащил из рукава скрученный в жгут шелковый пояс, присел и обвязал заднюю ножку.
— Это мне зачем? — спросил сундук.
— Оберег тебе. На счастье, — ответил Ласка.
— Не врешь?
— Вот те крест.
Черт сообразил, что дверь от камина слева, и убежал, оставив после себя черный след на полу. Сундук поспешил за ним.
— Что пан думает делать дальше? — спросил Ласка, когда Анджей вернулся за стол.