Подземный мир и живая вода (СИ)

— Пан Кшиштоф, — крикнул Фредерик через зал, — Поединщик имеет право атаковать коня?

— Да хоть пополам разрубить! — ответил недовольный поражением от девчонки Кшиштоф.

— Ласка?

— По справедливости да, — не подумав, ответил Ласка.

— Ну и черт с вами, — развел руками Фредерик, — Если вы так хотите победы пану Люциусу.

20. Глава. Финал

— Финал будет конный и на мечах, — сказал Люциус Фьорелле, — Ты обещала, что не будешь выбирать.

— Пусть будет конный на мечах, — невозмутимо ответила фея, — Нам нужно немного времени на подготовку.

— Финал дело серьезное, надо подготовиться, как следует, — подтвердил Фредерик.

— Согласен, — сказал Кшиштоф.

— Согласен, — сказал Ласка.

— Большой перерыв? — спросил Люциус.

— Часа хватит. Лучше два.

Люциус достал из-за спины огромные песочные часы и поставил их на пол.

— Пожалуйста, два часа. Нас никто никуда не торопит. Как говорится, на тот свет мы всегда успеем.

Дамы встали поразмять ноги. Балбутуха осталась сидеть спящей.

— Эй, старушка, уснула? — окликнул Люциус, — Толкните ее!

Ближайшая дама слегка толкнула дремлющую Балбутуху, и ведьма упала с кресла. Или не ведьма. Одетое в платье бревно. На торец надет глиняный горшок, на горшке пальцем, обмакнутым в золу, грубо нарисовано лицо.

— Ну и дура, — сказал Люциус.

Фредерик собрал свою партию у лазарета.

— Против вот этого я не пойду, — заявил единорог, — Просто не пойду и все тут. У него конь огнем пыхает и меч с демоном.

— Может, этот меч тебя только отталкивать будет, — возразила Фьорелла.

— А если нет? Если он меня пополам разрубит? Если меня его конь подпалит? Возьми лошадь, которую не жалко.

— Ладно, я сяду на другую лошадь.

— Он просто снесет этим мечом голову твоей другой лошади, или сожжет ее, или напугает огнем, ты упадешь и проиграешь, — сказал Фредерик, — И у него доспехи, тебе непросто будет поразить его обычным мечом.

— Я быстрая. Увернусь, — ответила Фьорелла.

— Он тоже не человек. Но тебя будет ограничивать лошадь, которая вовсе не такая быстрая, как ты. Один удар в лошадь это проигрыш.

— Может быть, его меч не будет рубить лошадь подо мной так же, как он не рубит обычный меч в моих руках?

— Имеет значение, в чьих руках меч с демоном, — сказал Симон, — В руках черта он может быть способен на большее, чем в руках обычного человека. Мы только что видели, как в руках феи обычный меч противостоит колдовскому.

— Знать бы заранее.

— Неважно, — сказал Томаш Нехитишь, — Уверен, что Фьорелла не умеет управлять лошадью в бою. Единорог сам на ходу сообразил, а лошади откуда знать, что делать?

— Ладно, я могу сразу сдаться, — сказала Фьорелла, — Я девочка, а не рыцарь, мне можно.

— Нет, — нахмурился Фредерик, — Мы сейчас что-нибудь придумаем. Томаш, у тебя что за лошадь?

— Мышь. Получше многих настоящих лошадей. От любого меча увернется.

— Я не сяду на мышь, я их боюсь.

— Мышь боится огня? — спросил Симон.

— Конечно, — ответил Томаш.

— У кого еще какие идеи? — спросил Фредерик, — И где Рафаэлла? Почему я ее ни разу не видел с самого начала турнира?

— Она на заднем дворе, сидит рядом с Гаэтано, — ответил Симон, — С той стороны у нас с душегубами по караулу, часовые меняются и докладывают.

— Неуязвимая свинья? — улыбнулся Фредерик, — Фьорелла, ты умеешь ездить на свиньях без седла и стремян?

— Наверное.

— Ваша семейка меня обманывает и использует, — сказал Гаэтано, — Сначала венчание, потом все остальное.

— Я готова пойти под венец, — сказала Рафи, — Но ты можешь с негодованием отказаться, я пойму.

— Нет уж. Ты падшая женщина, но я не хочу потратить еще полжизни на поиски другой.

— Сейчас кто-то в пятак получит, — сказал Фредерик.

— Я хочу настоящую свадьбу в Неаполе, чтобы на ней были мои родители и наш семейный духовник, — заявил Гаэтано, — До этого я для вас копытом об копыто не ударю.

— Нострадамус сказал, если я правильно понимаю его мудреные прогнозы, что я не доживу до Рождества, даже если выиграю войну, — сказал Фредерик.

— Папа! — всхлипнула Рафаэлла, — Ты мне этого не говорил!

— Не вижу никакой войны, — сказал Гаэтано, — Турнир это просто развлечение.

— Когда Мишель говорит, что война, значит, у нас война, даже если это не очевидно каждой свинье.

— Еще раз назовешь меня свиньей…

— И ты поступишь по-свински в знак моей правоты? Если ты хочешь со мной поссориться, то я отзову согласие на брак. У нас война, и мы с Рафаэллой далеко на вражеской территории. Мы уже потеряли Бонакорси, и потеряем больше, если верить Мишелю.

— Как погиб дядя Тони? — спросила Рафаэлла, — Оружейники вынесли гроб, он лежал там как живой.

— Сам Иисус бы не успел. Тони бросил вызов, и это был честный поединок и честный удар простым, не колдовским мечом.

— Тони был славным, — сказал Гаэтано, — Умным, добрым. По нему многие будут плакать.

— Так вот, — продолжил Фредерик, — Мишель не ошибается, и у нас война. Ни в одной строчке нельзя вычитать, что Рафаэлла переживет эту войну.

— Папа! — сквозь слезы возмутилась Рафаэлла.

— Что папа? — сердито ответил Фредерик, — Мы пришли сюда за твоим Элефантом.

— Мог бы не идти.