Подземный мир и живая вода (СИ)

— Дура! Война началась, и пусть она хотя бы пройдет не в Аугсбурге. Я буду защищать тебя до последней капли крови, но ты должна понимать, что моя кровь может закончиться еще до Рождества, а враги к Рождеству могут и не закончиться.

Рафаэлла опустила глаза.

— Прости, Гаэтано, я всегда любила тебя, — сказала она.

— Ты изменила мне.

— Я должна была это сделать. Я… потом объясню, после брачной ночи.

— Ладно, — вздохнул Гаэтано, — Я согласен жениться в этой глуши. Но если я превращусь в человека сразу после венчания…

— Тогда венчание сразу после турнира, — сказал Фредерик, — Считай, что это турнир в честь твоей свадьбы, и ты участвуешь на правах жениха.

— Гарантии?

— Помолвка уже была. Объявим, что свадьба утром. Достаточно? Ты знаешь, что я всегда плачу по своим счетам.

— Ты — да, — Гаэтано бросил взгляд на Рафаэллу.

Фредерик сжал зубы. Гаэтано — отличный парень и верный друг, но последнее время он как с цепи сорвался. Как бы не сорваться самому.

— Рафи, Гаэтано, вот вы где, — во двор вышла Фьорелла, — Надумали венчаться?

Оба посмотрели на нее так, что фея опешила и повернулась к отцу невесты.

— Они поссорились? Из-за меня?

— Они не поссорились, — сквозь зубы ответил Фредерик, — Просто оборзевшая свинина меня бесит. Я сейчас схожу к Симону и вылью на этого поросенка три ведра разной алхимии.

— Думаешь, от меня сильно убудет? — хмыкнул Гаэтано.

— Думаю, ты не сдохнешь, но будешь ходить с одного бока облезлый, а с другого зелененький.

— Тебе-то с этого какая радость?

— Ты будешь меньше меня бесить, если будешь выглядеть как каляка-маляка с детских рисунков.

Все рассмеялись.

— Ладно, кому там нужен боевой вепрь? — спросил Гаэтано.

— Мне, — ответила Фьорелла, — Рафи, ты будешь ревновать, если я сяду на твоего жениха?

— Я не вправе ревновать, — вздохнула Рафаэлла, — Поэтому можешь его даже соблазнить, я не обижусь.

Гаэтано удивленно хрюкнул.

— Надеюсь, это была шутка? — фея посмотрела на Фредерика, — Я, наверное, не очень хорошо понимаю ваш юмор?

— Это была шутка, — сказал Фредерик, — Рафи имела в виду, что она не будет ревновать, если вы с Гаэтано выйдете к барьеру вместе. А Гаэтано хрюкнул, потому что шутка очень смешная.

— А ты почему не улыбнулся?

— Потому что взрослые мужчины не всегда улыбаются даже на смешные шутки.

— Да, точно. Сто раз это замечала. Гаэтано, вставай, пару раз проедем туда-сюда и пойдем к барьеру.

— Хрю. То есть, садись.

От двух часов, по истечении которых герольд должен был объявить последний бой, осталось с четверть часа, когда на турнир пожаловал новый участник.

После того, как зал увеличился, увеличились и двери. Они превратились в две могучие створки высотой с три человеческих роста, расписанные фигурами на тему мучений грешников в аду. И теперь эти ворота за мгновение распахнулись во всю ширь, с грохотом ударившись о стены.

На пороге стоял Кощей.

— Не ждали?

Все повернулись к нему, и пан Люциус на правах хозяина ответил первым.

— Не ждали, Ваше Величество. Когда бы Ваше Величество вестового послал, мы бы подготовились. С хлебом-солью бы встретили, с музыкой.

По тону ответа Ласка понял, что Кощей в колдовском мире очень значимая фигура. Для Люциуса он не является вышестоящим ни в чертовой вертикали, ни в дворянской, тем не менее, черт-пан встречает его, согнув спину, как… правителя сопредельного государства, каковым Кощей по сути и был.

— Ну? — спросил Кощей.

— Маэстро, урежьте марш!

Люциус щелкнул пальцами. Черти из группы поддержки оторвались от всех дел и мгновенно заняли новые места у входа. Часть с оружием на плече, часть с музыкальными инструментами. С довольно странными.

Двое чертей оторвали рога с валявшейся под столом головы «чорта номер один» и неплохо изобразили торжественных трубачей. Еще один черт выводил мелодию на змее, как на дудке, другой держал под мышкой невесть откуда взявшуюся огромную жабу, на которой играл, как на волынке, надувая ее через соломинку. Пятый вместо барабана бил палочками по неожиданно звонкой заднице шестого, которая еще и попердывала, как басовая труба. Седьмой успел натянуть между своими рогами струны и играл на них как на арфе, только вслепую.

Как ни странно, музычка вышла довольно бодрая, хотя и малость пошловатая.

За это время еще один черт куда-то быстро сбегал, принес красивый непочатый каравай, солонку и золотое блюдо. Сунул это все в руки красотке Марте, а Марта сообразила сию композицию не уронить, а с поклоном протянуть дорогому гостю.

Благородные господа встретили Его Величество стоя и сняв шляпы.

— Другое дело, — сказал Кощей, улыбнулся и протянул Люциусу руку, которую тот пожал сразу двумя руками, склонившись.

— Мне нужен перстень царя Соломона, — сказал Кощей, — Предсказатели и гадалки говорят, что он у тебя.

— Много они понимают! — вспыхнул Люциус, — Только и умеют, что пальцем в небо тыкать!

— Этого доброго молодца я знаю, он честный человек, — Кощей посмотрел на Ласку, — Где перстень?

— В сундуке.