Поединок

Только что по сотовой выходил на связь Удав. И без него запара такая, что перекурить некогда. Не успели в одном бычатнике братву отторцевать, как нами уже следующую дыру затыкают. А тут еще этот умалишенный. Совсем обтрухался, козел толстожопый. Плющат его, видать, вовсю. Вначале буром на меня попер, пришлось на место ставить. Потом вспомнил, видать, с кем бакланит, сбавил обороты. Предъявил мне облаву и шмон в Ольгине.

Да, говорю, это моя работа. Мне за нее платят. С этаким скользким намеком: ты, мол, как раз и не заслал.

И еще предъявил мне какой-то облавняк на него самого. На какой-то лесной базе, его загородной резиденции.

Ну, это ты уже, говорю, бредишь. Какой наезд, какая база? Про это, говорю, ничего не знаю. Точно? Точно. Но тогда кто? Хоть, мол, намекни. Не верит, змей поганый. Конь, говорю, в пальто. Ничего про это не знаю. Ну так узнай, говорит. И добавил: если не трудно. Хорошо, говорю, попробую. Все у тебя? А он опять с этим своим Диспетчером как с ножом к горлу. Нет, сказал я, бабки вперед, и чтоб немедля.

Шприц

Выходим на предпоследней остановке. На вокзале лучше не появляться. Нас ищут по всему городу, а на вокзалах — особенно тщательно. Даже в электричке нам повсюду мерещились шпики. Мы переходили из одного вагона в другой, но и там наталкивались на подозрительные взгляды. На поведение, выдающее в людях профессиональных ищеек. А здесь, в городе, сыщиком кажется нам всякий прохожий. Буквально на каждом шагу. Это просто какая-то мания преследования. А мне вдобавок еще чудится, что под кожей на руках у меня засели клопы, и я безуспешно пытаюсь их оттуда выцарапать.

В загаженном парадняке упоролись коксом. Чистяком. По трубам. Благодаря этой хитрости приход по шарам лупит такой, что на ногах не устоять. Шмыгались сидя, привалившись спиной к стене.

Озарение Диспетчеру явилось в первые минуты после вмазывания. Он решает колбасить Удава в тайном ночном клубе «Караван». Клуб этот, отгроханный и существующий на деньги организации, посещают только ее отцы, шестеркам туда вход заказан, а уж о простых смертных и говорить нечего. Ночами авторитеты говорят там о делах, играют в карты. И если Удава спугнули из его берлоги, то деваться ему больше вроде как некуда. Ну не в отель же под чужими документами. Больше, считает Диспетчер, прятаться Удаву негде. Была еще пара хатенок, но, по словам охранника, у которого Диспетчер выведал сведения о загородной избушке, — как я подозреваю, перед смертью, — они давно обе засвечены, и туда Удав не сунется. Остается одно: валить Удава внаглую. Прямо в городе. При стечении охраны. Ночью. В этом его подпольном притоне. Координаты Диспетчеру известны, пару раз он там бывал. Валить. Корень всех бед — в Удаве. Валить. Это уже как маниакальная идея. Одержимость. Избавиться от нее невозможно. Ее нужно исполнить. Валить его! Валить!!!

Насилу дождавшись полуночи — времени, к которому наш враг наверняка уже отправится на покой, вкатываем по трубам кокса, разбодяженного в минералке впополаме с волшебными таблетками, что в результате дает сумасшедшую смесь долгоиграющего действия, и выбираемся из укрытия. Под воздействием супердопинга чувствую себя суперменом. Горы готов свернуть. Одной левой…

Первый же таксист, доверчиво откликнувшийся на жест Диспетчера, уже через пять минут переселяется в бессознательном состоянии в черноту узкого двора, а его место за рулем занимает Диспетчер. Он останавливает старую колымагу, верещащую тормозами, в узком переулке, у ступеней, ведущих к парадному входу. Так надо, говорит он. Побольше шума: пусть сторожевые псы выйдут навстречу.

Достаем из сумки автоматы. Присоединяем магазины. По одному запасному — в карманы. Эх, маслят маловато, сетует Диспетчер. Ну да уж сколько есть. Наставляет: первый рожок вымолачивать веером, без разбора, а второй уже расходовать прицельно. Прикрывать друг друга и не лезть в сектор обстрела. Пряча автоматы под куртками, выходим из машины, оставленной с работающим двигателем. Я вновь чувствую себя суперменом. Героем остросюжетного боевика. Диспетчер знал, чем вмолоться. Во мне столько отваги и энергии, что я готов задушить этого поганого Удава голыми руками. Где он — дайте мне эту гадину!..

Первый же бык, вышедший на крыльцо нам навстречу, не успевая задать ни одного вопроса, получает пулю в лоб: Диспетчер, выхватив автомат, бьет из него не целясь, с груди. Громила оседает, а в это время черный силуэт, застывший в дверном проеме и тенью метнувшийся в глубину помещения при виде такого расклада, падает навзничь, сраженный короткой, но злобной очередью. Грохот выстрелов эхом прокатывается по тесному переулку, а резкая вспышка на миг освещает темноту тамбура и безумие, застывшее в глазах развернутого пулями и падающего, словно в замедленной съемке, мордоворота.