Поединок

— Суд принимает ваш ответ. — Непродолжительная пауза. И дальше: — В судебном заседании объявляется перерыв до шестнадцати часов.

Вот и заканчивается это представление, где я играл главную роль.

— Встать! Суд идет!

Вот и все.

— Именем Российской Федерации! — какие знакомые, но вместе с тем инородные для моего внутреннего мироощущения слова! Но сегодня, сейчас, они имеют ко мне самое прямое отношение. — Судебная коллегия по уголовным делам Санкт-Петербургского городского суда…

Сколько же мне сейчас отвалят? Пять? Семь? Неужели больше? Да мне и пяти-то не перенести. А после семи, говорят, натура человеческая на зоне обязательно портится. Безвозвратно. Впрочем, я и без того уже испорченный…

— …ранее не судимого, не работающего, без определенного места жительства, в преступлениях, предусмотренных статьей…

Прости меня, Настюха, что не смог, не сумел я отомстить за твою смерть — ни сам, ни с чужой помощью. Что поверил подлецу адвокату и не добился необходимых действий от следователя. Прости, Настя…

— Изучив материалы следствия, выслушав судебные прения и последнее слово подсудимого, суд установил: на протяжении по крайней мере последних трех месяцев подсудимый Лебедев вел асоциальный и аморальный образ жизни, что выражалось в постоянном употреблении наркотиков, бродяжничестве… В судебном заседании гражданин Лебедев по существу допрошен не был, так как неоднократно нарушал порядок во время судебного заседания, не подчинялся распоряжениям председательствующего, на неоднократные замечания и предупреждения не реагировал, продолжал нарушать порядок, за что и был удален из зала суда. Суд считает, что предъявленные обвинения нашли полное подтверждение в судебном следствии, а гражданин Лебедев виновен в совершенных преступлениях…

Виновен, конечно, виновен, никаких сомнений на этот счет и быть не могло. Но ведь причины, корни, мотивы…

Э-э-эх, да что теперь об этом. Теперь уже поздно…

— При назначении меры наказания суд учитывает повышенную общественную опасность совершенных гражданином Лебедевым преступлений, а также принимает во внимание его болезненную склонность к употреблению наркотических препаратов и потому считает необходимым назначить гражданину Лебедеву наказание, связанное с лишением свободы…

Да никто в этом уже не сомневается. Давай же — клейми наконец. Нет больше мочи — сердце на куски рвется… Ну вот оно, долгожданное:

— …На основании изложенного и руководствуясь статьями триста один тире триста три и триста двенадцать Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации, суд приговорил: Лебедева Юрия Николаевича признать виновным в преступлениях, предусмотренных статьями сто двенадцатой и триста тридцать седьмой Уголовного кодекса Российской Федерации, и назначить ему наказание в виде лишения свободы сроком на двенадцать лет с отбыванием наказания в исправительно-трудовой колонии усиленного режима. Срок отбытия наказания исчислять с зачетом предварительного заключения. Меру пресечения оставить прежней — заключение под стражу. Приговор может быть обжалован и опротестован в Верховный Суд Российской Федерации в течение семи суток со дня его оглашения, а для осужденного Лебедева Юрия Николаевича в тот же срок, но со дня вручения ему копии приговора.

— Что, Шприц, домой вернулся? — спросил меня в камере Мах. — Сколько сидки?

— Двенадцать.

— Ни хрена!.. Какого?

— Усиленного.

— Да-а… Ну ничо, не расстраивайся только. Главное — вышак не ломанули.

— За мусоров мало не дают, — со знанием дела вклинился вездесущий Сынок.

— Чаю хочешь? — предложил Федор Иванович. — Классный чай. Индюшатина.

Рассказывать о процессе я не стал. Не хочешь — не рассказывай, за язык тянуть никто не будет. Ни к чему мне лишние разговоры. Тем более что срок я получил не только за мента… Спросил у бывалых, как подать апелляцию.

— У тебя ж адвокат есть, — удивился Мах.

— Да ну его…

— Понятно. Ну тогда мы щас быстро жалобенцию накарябаем. Только глушняк это, Шприц, — точно тебе говорю. За мусоров чалку не скидывают. Кабы ты просто ходика вальнуть пытался — еще куда ни шло. А за мастевого легавого не скинут. Ни один фаршмак и не дернется….

Однако апелляцию, узнав у Маха, что форма ее изложения может быть произвольной, я все же написал. Сам. Без подсказчиков… И опять полетели день за днем. Меня должны перевести в камеру для осужденных, а то и вовсе отправить по этапу, но, как видно, до решения Верховного Суда я все еще считаюсь подследственным…

На днях наше «купе» пополнилось еще одним пассажиром. Совершенно отвратный тип. Когда его впустили в камеру, он молча вошел, у порога не остановился, верхнюю одежду не снял, а двинул прямиком по проходу, завидев свободную шконку, обитатель которой — незаметный и тихий мужик по имени и кличке Гога — был в это время на допросе. Свернул Гогин матрац, выложил его в проход, на железную сетку бросил свой, застелил бельем и одеялом. Снял коцы и, усевшись с ногами, только тогда поздоровался:

— Здорово, братва!..

Ему ответили неохотно, да и не все. Я, к примеру, не стал.